Читать «Что я видел. Эссе и памфлеты» онлайн - страница 87
Виктор Гюго
Признаюсь, господа, в какой-то момент я думал, что кабинет откажется от этого закона.
Мне действительно казалось, что свобода печати уже вся целиком была отдана правительству. При помощи юриспруденции оно получило против мысли весь арсенал, правда, крайне неконституционного, но совершенно законного оружия. Чего еще можно пожелать? Не схватили ли полицейские за шиворот свободу печати вместе с газетчиками? Не травили вместе с уличными торговцами и расклейщиками афиш? Не штрафовали вместе и не подвергли преследованиям вместе с книготорговцами? Не изгоняли вместе с типографщиками? Не заключали в тюрьму вместе с редакторами? Ей недостает только одного, и, к сожалению, наш неверующий век отказывает себе в такого рода полезных зрелищах, это быть сожженной заживо, в общественном месте, на добром ортодоксальном костре, вместе с писателем.
Но это могло бы произойти.
Посмотрите, господа, до чего мы дошли, и как это было хорошо устроено! Из разумного закона о типографских патентах соорудили стену между журналистом и типографщиком. Пишите для вашей газеты, пожалуйста; ее не напечатают. Из полезного при правильной интерпретации закона о торговле печатными изданиями вразнос выстроили стену между газетой и публикой. Печатайте вашу газету сколько угодно; она не дойдет до читателя.
И печати, оказавшейся между этими двумя стенами, за этой двойной оградой, сооруженной вокруг мысли, говорят: «Ты свободна!»
Какой восхитительный, в частности, этот закон о типографских патентах! Настойчивые люди, которые непременно хотят, чтобы в конституциях содержался смысл, чтобы они приносили плоды и чтобы в них была какая-то логика, эти люди воображали, что закон 1814 года2 был отменен 8-й статьей конституции, провозглашавшей или делавшей вид, что она провозглашает свободу печати. Они говорили себе вместе с Бенжаменом Констаном, г-ном Эзебом Сальвертом, г-ном Фирменом Дидо и уважаемым г-ном дё Траси3, что этот закон о патентах отныне лишен смысла, что свобода писать – это свобода печатать, или ничто; что, освобождая мысль, дух прогресса непременно в то же время освобождал все материальные средства, которые она использует, чернильницу в кабинете писателя, машину в типографии; что без этого так называемая свобода мысли была бы просто насмешкой. Они говорили себе, что свобода распространяется на все способы привести чернила в контакт с бумагой; что перо и печатный станок – это одно и то же, что, в конце концов, печатный станок – это перо, поднятое на высшую ступень своего могущества; они говорили себе, что мысль была создана Богом, чтобы выйти из человеческого сознания, и что печатный станок всего лишь дает ей тот миллион крыльев, о котором говорит Священное Писание. Бог создал ее орлом, Гутенберг сделал ее легионом.