Читать «Что я видел. Эссе и памфлеты» онлайн - страница 83

Вникните в глубокий смысл следующего: Отелло – это ночь. Будучи ночью и желая убить, что он берет для этого? Яд? дубину? топор? нож? Нет, подушку. Убить – значит усыпить. Шекспир, быть может, сам не отдавал себе в этом отчета. Творец иногда почти безотчетно подчиняется своему типу, настолько он могуществен. Так Дездемона, супруга человека-ночи, умирает, задушенная подушкой, которая приняла ее первый поцелуй и последний вздох.

«Лир» – это торжество Корделии. Материнская любовь дочери к отцу; это глубокая тема; материнство достойное самого глубокого почитания, восхитительно передано легендой о той римлянке, которая в темнице кормила своим молоком старика отца. Молодая грудь рядом с седой бородой – нет более священного зрелища. Эта дочерняя грудь – Корделия.

Как только этот образ пригрезился ему и был найден, Шекспир создал свою драму. Куда поместить это успокаивающее видение? В мрачный век. Шекспир взял 3105 год от сотворения мира, когда Иоас был царем Иудеи, Аганипп – королем Франции, а Леир – королем Англии. Вся земля была тогда таинственной; представьте себе эту эпоху: Иерусалимский храм еще совсем новый; сады Семирамиды, разбитые девятьсот лет тому назад, начинают обрушиваться; первые золотые монеты появляются в Эгине; Фидон, тиран аргосский, изготовляет первые весы; китайцы высчитывают день первого солнечного затмения; триста двенадцать лет назад был оправдан Орест, обвиненный Эвменидами перед Ареопагом; только что умер Гесиод; Гомеру, если он еще жив, сто лет; задумчивый путешественник Ликург возвращается в Спарту, а в темных грозовых тучах на востоке замечают огненную колесницу, уносящую пророка Илию; именно в это время Леир – Лир – живет и царствует на мглистых островах. Иона, Олоферн, Дракон, Солон, Теспис, Навуходоносор, Анаксимен, который изобретет знаки зодиака, Кир, Зоровавель, Тарквиний, Пифагор, Эсхил еще не родились; Кориолан, Ксеркс, Цинциннат, Перикл, Сократ, Бренн, Аристотель, Тимолеон, Демосфен, Александр, Эпикур, Ганнибал – души, ждущие своего часа, чтобы появиться среди людей; Иуда Маккавей, Вириат, Попилий, Югурта, Митридат, Марий и Сулла, Цезарь и Помпей, Клеопатра и Антоний – в далеком будущем, и со времени, когда Лир был королем Британии и Ирландии, пройдет восемьсот девяносто пять лет, прежде чем Вергилий скажет: «Penitus toto divisos orbe britannos» и девятьсот лет до тех пор, когда Сенека скажет: «Ultima Thule».

Пикты и кельты – шотландцы и англичане – все с татуировками. Современный краснокожий дает лишь смутное представление об англичанах того времени. Именно эту сумрачную эпоху выбирает Шекспир; глубокая ночь, удобная для сна, в который этот выдумщик с легкостью помещает все, что ему заблагорассудится: короля Лира, короля французского, герцога Бургундского, герцога Корнуэльского, герцога Альбани, графа Кента и графа Глостера. Какое ему дело до вашей истории, если в его распоряжении человечество? Впрочем, на его стороне легенда, а это тоже наука; и она, быть может, так же правдива, как история, но с другой точки зрения. Шекспир согласен с Уолтером Мапом, оксфордским архидиаконом¹¹, а это уже кое-что; он признает, что от Брута до Кадвалла царствовали девяносто девять кельтских королей, которые предшествовали скандинаву Хенгисту и саксонцу Хорсе; а поскольку он верит в Мульмуция, в Гинигизиля, в Цеолульфа, в Кассибелана, в Цимбелина, в Синульфа, в Арвирага, в Гидерия, в Эскуина, в Кудреда, в Вортигерна, в Артура, в Утера Пендрагона, он имеет право верить в короля Лира и создать Корделию. Когда почва выбрана, место действия указано, фундамент заложен, он берет все необходимое и строит свое произведение. Небывалое сооружение. Он берет тиранию, из которой потом сделает слабость – Лира; он берет предательство – Эдмунда; он берет преданность – Кента; он берет неблагодарность, которая начинается с ласк, и дает этому чудовищу две головы – Гонерилью, которую в легенде зовут Горнерильей, и Регану, в легенде именуемая Рагау; он берет отцовскую любовь, он берет королевскую власть, он берет феодализм, он берет честолюбие, он берет безумие, которое делит на три части и создает трех безумцев: королевского шута – безумца по ремеслу, Эдгара Глостерского – безумца из осторожности, короля – безумца от горя. А на вершине этого трагического нагромождения он помещает фигуру склонившейся Корделии.