Читать «Что я видел. Эссе и памфлеты» онлайн - страница 158

– Сколько тебе лет, малыш?

– Двенадцать, месье.

– За что ты здесь?

– Я украл персики.

– Где?

– В саду, в Монтрее.

– Ты был один?

– Нет, с приятелем.

– А где твой приятель?

Малыш показал мне на другого мальчика, немного постарше, одетого, как и он, в коричневый тюремный балахон, и сказал:

– Вот он.

– Значит, вы перелезли через ограду?

– Нет, месье. Персики лежали на дороге.

– Так вам надо было только наклониться?

– Да, месье.

– И поднять их?

– Да, месье.

Месье Лебель наклонился к моему уху и шепнул:

– Он уже усвоил свой урок.

Было очевидно, что ребенок лжет. В его взгляде не было ни уверенности, ни чистосердечия. Мальчик смотрел на меня снизу вверх, как мошенник, наблюдающий за своей жертвой.

– Ты говоришь неправду, малыш, – ответил я.

– Нет, месье.

Это нет, месье было сказано с тем крайним бесстыдством, в котором не чувствовалось ничего больше, даже уверенности. Затем он дерзко добавил:

– И за это меня приговорили к трем годам, но я обжалую приговор.

– Так твои родители не вступились за тебя?

– Нет, месье.

– А твоего приятеля тоже осудили?

– Нет, его родители просили за него.

– Значит, он лучше тебя?

Мальчик опустил голову.

Месье Лебель сказал:

– Его приговорили к трем годам исправительного учреждения. Он будет там учиться. Кроме того, признали, что он действовал непредумышленно. Несчастье всех этих бездельников в том, что им нет шестнадцати. Они из кожи лезут, чтобы убедить судей в том, что им исполнилось шестнадцать и что они действовали с умыслом. Ведь будь им хоть на один день больше, и за свою проделку они получат несколько месяцев тюрьмы. Будь это на день раньше шестнадцатилетия, их на три года запрут в Ла Рокетт.

Я дал немного денег этому дьяволенку, которому, возможно, не хватало только образования. Если взвесить все за и против, то общество больше виновато перед ними, чем они перед обществом. Пусть мы можем спросить у них: «Что ты сделал с нашими персиками?» Но они нам ответят: «Что вы сделали с нашим рассудком?»

– Спасибо, месье, – сказал мальчик, кладя деньги в карман.

– Я дал бы тебе вдвое больше, если бы ты не лгал.

– Месье, – возразил он, – меня приговорили, но я обжалую приговор.

– Плохо, что ты украл персики, но гораздо хуже, что ты врешь.

Казалось, ребенок меня не понял.

– Я обжалую приговор, – повторил он.

Мы вышли из камеры, и пока дверь за нами не закрылась, мальчик провожал нас глазами и снова и снова повторял:

– Я обжалую приговор.

Два других не произнесли ни слова.

Тюремщик закрыл дверь, ворча:

– Сидите смирно, крысы.

Эти слова напомнили мне, что мы были в мышеловке.

Второе отделение, совершенно такое же, как и первое, было предназначено для мужчин. Я не стал заходить внутрь и ограничился тем, что заглянул в окошечко. Там было полно заключенных. Тюремщик указал мне на совсем еще молодого человека с мягким задумчивым лицом. Это был некий Пишри, главарь банды воров, которого должны были судить через несколько дней.

Третий кусок, отрезанный архитектором Пейром от кухонь Сен-Луи, был предназначен для женщин. Нас впустили. Я увидел там только семь-восемь узниц. Всем было уже за сорок. Только одна женщина была довольно молода и сохранила еще остатки красоты. Она пряталась за остальными. Мне была понятна ее стыдливость, поэтому я не стал задавать ей вопросов. На каменных скамейках лежали всякого рода женские штучки: корзинки, сумки, рукоделие, начатое вязание. Там же были большие куски серого хлеба. Я взял хлеб. Он был цвета золы, отвратительно пах и прилипал к пальцам, как клей.