Читать «Что я видел. Эссе и памфлеты» онлайн - страница 152

Виктор Гюго

Напротив этих камер находилась больница женского отделения. Это был длинный и широкий зал, в котором находилось около двадцати кроватей. Сейчас, к моему удивлению, все они были пусты.

– У нас почти никогда не бывает больных, – ответил мне месье Лебель. Сначала заключенные в ожидании суда помещаются сюда, а сразу после него покидают это место. Оправданные выходят на свободу, осужденные отправляются по месту назначения. Но пока они находятся тут, ожидание приговора приводит их в возбуждение, не оставляющее места ни для чего иного. О, да! У них лихорадка совсем иного рода! Во время холеры, совпавшей с сильными волнениями, у меня тут было семьсот узников. Они были повсюду – в проходах, в караульных помещениях, в приемных, во дворах, спали на кроватях, на соломе, на полу.

– Боже мой, как же все они не заразились холерой!

– У меня не было ни одного больного, месье!

Определенно, из этого можно было извлечь урок, доказывающий, что горячая поглощенность каким-либо делом предохраняет от любой болезни. Во время чумы следовало бы развлекать людей праздниками и зрелищами, не пренебрегая, однако, санитарией и гигиеной. Если бы некому было заниматься эпидемией, она прекратилась бы сама собой.

Когда в камере напротив находилось несколько виновных в покушении на короля, больница женского отделения преобразовывалась в караульное помещение, в котором размещали пятнадцать – двадцать стражников. Все полтора-два месяца, пока шло следствие, они так же, как и заключенные, не могли видеть никого, даже собственных жен.

– Вот что я делаю, – добавил месье Лебель, посвящая меня в эти детали, – когда у меня оказываются цареубийцы.

Он сказал это так естественно, как будто иметь в заключении цареубийц было для него делом привычным.

– Здесь был он, – сказал я с некоторым презрением, имея в виду князя де Берга. – Что вы о нем думаете?

Он протер рукавом очки и ответил:

– О боже мой! Да ровным счетом ничего. Это был несчастный дурачок, хорошо воспитанный, с прекрасными манерами, спокойный, но слабоумный. Когда он прибыл сюда, я поместил его сначала в этот большой зал, в больничное отделение, чтобы у него было достаточно пространства. Он вызвал меня и сказал: «Месье, мое дело достаточно серьезное? – Я что-то смущенно пробормотал. – Как вы думаете, я смогу выйти отсюда сегодня вечером? – О, нет! – В таком случае, завтра? – Ни завтра, ни послезавтра. – Правда? Так, вы полагаете, меня продержат здесь неделю? – Возможно, больше. – Больше недели! Определенно, мое дело серьезно! Вы полагаете, оно серьезное?» Он ходил взад-вперед, постоянно повторяя этот вопрос, на который я никогда не давал ответа. Впрочем, семья не оставила его. Герцогиня, его мать, и княгиня, его жена, каждый день приходили сюда. Княгиня, очень хорошенькая маленькая женщина, просила позволения разделить с ним заключение. Я убедил ее, что это невозможно. В конце концов, что представляло собой его дело? Подлог, без всякого мотива. Это была глупость, ничего больше. Судьи приговорили его, потому что он был князем. Если бы он был сыном богатого торговца, его бы оправдали. После того как его осудили на три года тюрьмы, он какое-то время оставался здесь, а потом его перевели в платную больницу, где для него сняли целый павильон. Скоро уже год, как он там13. Его там продержат еще шесть месяцев, а потом помилуют. Его титул повредил ему во время процесса, но сослужил хорошую службу в тюрьме.