Читать «Как прое*** всё» онлайн - страница 122

Я потрясенно молчал.

– Да, у вас есть отклонения, – сказал врач. – Но все в допуске. К моему профессору в мединституте, доктору Кацу, всю жизнь приходила баба Оля и делала у него уборку в квартире, а ведь он даже не знал, кто она, вот это страшно! Баба Оля! Я вам так скажу. Не тот опасен, кто думает про красную кнопку. Опасен тот, кто думает, что скоро отпуск, что жизнь полосатая, то черная, то белая. Мне один пациент так сказал: жизнь полосатая, но ничего, скоро отпуск. Конечно, я немедленно госпитализировал его. Знаете, как он сопротивлялся? Какие страдания… А таких, как вы, я оставляю на свободе. Стреляйте давайте, жмите на все кнопки, которые увидите, красные, черные… Все равно мир погибнет. Почему я должен продлевать эти мучения? Да, я врач. Я давал клятву. Две клятвы. Мы ведь, психиатры, даем две клятвы. Клятву Гиппократа: не навреди. А вторая – клятва психиатра. Не оттягивай Армагеддон!

Невропатолог быстро прошелся, почти пробежался по комнате, подбежал к умывальнику в углу, быстро и тщательно, как это делают врачи, вымыл руки, лицо и энергично вытерся полотенцем. Свежий и страшный, он вернулся за стол. И сказал:

– А знаете что, молодой человек. Я рекомендую направить вас на флот. Из вас получится прекрасный водолаз. Отслужите три годика, приходите ко мне.

– Зачем? – совсем сдал я.

– Я рекомендую вас для поступления в медицинский. Ректор московского Первого медицинского – мой друг. У него тоже, кстати, на даче, живут… Он называет их «практиканты». Я вам скажу, врач из вас получится очень и очень. У вас есть… Наблюдательность.

И доктор с улыбкой протянул мне рекомендацию в водолазы.

И тут я вдруг понял, что делать. И сказал:

– Я пишу стихи.

Как бы в доказательство, я вынул из кармана рубашки и показал психиатру простой карандаш. Он долго и пристально смотрел на карандаш. Потом сказал:

– Интересно, интересно… Прочитайте.

Я прочитал свои стихи, из последних. Врач слушал. Потом подошел ко мне. Внимательно изучил мое глазное дно. И сказал:

– Ну, милый мой. С этого надо было начинать.

И тут же выдал мне справку. В ней было написано:

«Нуждается в постоянном наблюдении. Тяжелый. Рекомендован стационар».

Так мои стихи спасли меня. Или наоборот – погубили.

Поэт-бульдозерист

Стасик Усиевич в это время ушел в армию и попал в стройбат. У Стасика было плоскостопие. В армии Стасику жилось плохо. Его били грузины-деды, потому что они контролировали часть, в которой Стасик служил. Усиевич был наполовину хохлом, наполовину евреем. Это было очень неудачным сочетанием, потому что еврейского землячества в стройбате не было, евреи вообще не ходили в армию – будучи виолончелистами и шахматистами, они получали освобождение. А хохлов в стройбате было достаточно, но они жестоко ебошили друг друга, потому что ебошить друг друга – важная национальная черта хохлов, раскрытая Гоголем в поэме «Тарас Бульба». Поэтому у Стасика постоянно была разбита в кровь вся бульба. Кроме того, Стасик был поэтом, но никакого землячества поэтов в стройбате не было и быть не могло. Таким образом, Стасика били все, а Стасик бить никого не мог, потому что был щеглом.