Читать «Пленник стойбища Оемпак» онлайн - страница 3

— Да ты не расстраивайся, Гена, — добродушно похлопал он папу по животу, — ну, подумаешь, заузил на каких-нибудь пару сантиметров. Это же — тьфу! — и растереть нечего. Ворота не сапоги — давить не будут, — философски подытожил дядя Саня и не спеша убрался восвояси.

Уголь пришлось сгружать прямо у ворот, потом целую неделю таскать ведрами в завозню. «Знала я, что так и будет», — заявила бабушка.

Бесполезное сооружение из досок повлекло за собой реконструкцию всей ограды. Чтобы не таскать каждую осень уголь в завозню, отец решил рядом с калиточкой устроить углярку, да место ей определил не где-нибудь, а под самыми окнами. Куда бы проще, казалось, расположить ее у глухой стены соседского дома, но у отца имелись свои соображения.

Дело в том, что в глубине нашего двора стоял еще один домик-флигелек, в котором проживала семья дантистов. Он и она нелегально занимались практикой на дому. Поэтому мимо наших окон днями и ночами сновали какие-то подозрительные типы. Это отцу не нравилось. Он мечтал соорудить вдоль глухой стены нечто вроде галереи без крыши — специально для соседей и их пациентов. Поэтому углярке там было не место.

Не обошлось и на этот раз без некоторых усовершенствований. Чтобы удобнее было брать уголь со дна, торцевую стенку ящика отец сделал разборной. Крышка предусмотрительно была сооружена с противодождевым скосом, и потому доски надо было составлять строго последовательно. Перепутал — появлялись щели и даже лишние доски. Мне часто приходилось наблюдать из окна, как отец, шевеля губами, терпеливо комбинирует. (Как мы не догадались тогда пронумеровать доски?) Я же, чтобы избежать «дощатой головоломки», прыгал внутрь углярки и там наполнял ведро.

Окна над угляркой с тех пор ни разу не открывались. Ветер выбивал из щелей черную пыль, а бабушка очень дорожила своими тюлевыми шторами.

Весной и осенью наш двор раскисал и превращался в труднопроходимое болото. От углярки к крыльцу тянулась черная непросыхаемая тропинка. Чтобы не месить грязь и не таскать ее домой, мы решили покрыть двор разветвленной сетью тротуаров по следующей схеме: крыльцо — уборная — калитка — углярка — крыльцо.

— А хорошо солнечным утром пройтись по сухим прохладным кирпичам босиком, — мечтал отец.

В то лето мы как раз перекладывали русскую печь. Старый кирпич пошел на сооружение тротуара. А что это был за кирпич — не пойму до сих пор. Казалось, прокаленный десятилетиями, он должен быть словно камень. Мы блаженствовали до первых дождей, которые превратили кирпич в месиво. Подсохло — образовались дорожки, густо посыпанные красной пудрой. Она постоянно попадала нам в нос, уши, рот. Именно в тот период отец замечательно и подолгу чихал. Кошка забивалась с испугу под кровать, бабушка выходила из дома, а я добросовестно начинал считать, взмахивая, словно секундант, полотенцем. После такого чиха отец приговаривал: «Да язви его в душу!» И в изнеможении откидывался к стенке, не забывая все же заинтересованно выдавить из себя: «Сколько?»