Читать «Гнездо орла» онлайн - страница 122

Фюрер появился. И сразу попал в странную, непривычную, наэлектризованную сочувствием и женским беспокойством атмосферу. Это был первый акт пьесы.

Второй, как и рассчитывал Гесс, сыграли три эмоциональные дамы, не знавшие, что Адольф уже побывал в клинике Брандта, и собиравшиеся туда с ним отправиться. Особенно выразительна была Юнити, в глазах которой всеми оттенками переливалась живая боль. Эти глаза на Адольфа почти не глядели.

Когда дамы уехали, Гитлер уже заметно помрачнел, хотя после совещания вышел в приподнятом настроении. И Гесс сразу перешел к эпилогу.

— Я только что еще раз убедился в том, что в центре общенационального напряжения может стоять только один человек, — твердо произнес он. — Любому другому это противопоказано. Как и нации в целом.

Гитлер, брезгливо щурясь, глядел в пол. Несколько раз он выдыхал воздух, передергивал плечами, наконец громко фыркнул:

— Ты сегодня определенно все решаешь сам! Держу пари, ты уже отдал приказ Гиммлеру!

— Гиммлер ждет твоего звонка.

Гитлер снова возмущенно фыркнул:

— Ну, Руди! Мне, что ли, не жаль этого мазохиста? Кстати, как он там? Как и ты, считает меня бессердечным?

— Не знаю, что он считает! Он послал меня на х…!

— Что-о??!.. Все-таки ему здорово досталось. Придет в себя, извинится, конечно.

— Нужно мне его извинение!

— Ладно… я вас помирю. — Гитлер прошелся по залу. — Позвони Гиммлеру сам. Скажи, чтобы действовал… по своему усмотрению.

Фюрера ждало очередное совещание. Мартин Борман уже дважды обозначился в полуоткрытых дверях. Когда Гитлер ушел, Гесс позвонил Гиммлеру, потом — Отто Дитриху, имперскому пресс-секретарю, и приказал информацию о несчастном случае с Леем дать в утренних газетах «максимально сдержанно». И наконец уехал, но не домой, а к Альбрехту Хаусхоферу, который работал сейчас в Мюнхене. Эльза с Буцем приедут только завтра, а дома без них была тоска…

Альбрехт только что закончил новую пьесу и искал для нее название. Кровожадный и распутный римский диктатор Луций Корнелий Сулла представал в ней отнюдь не в античном величии своих монументальных пороков, а скорее в конкретном противоречии природных талантов и вынужденности, обреченности творить из них зло.

Удобно устроившись в кабинете Карла Хаусхофера, их любимой еще с университетских лет комнате в доме, друзья с удовольствием перечитывали пьесу, местами по ролям, и Рудольф предложил назвать ее просто «Сулла» — именем самого страшного из всех диктаторов в истории человечества. Взяв рукопись, он перевернул несколько листов, чтобы заглянуть в финал, и нечаянно выронил на колени фотографию девушки в светлом платье — невесты Альбрехта, с которой, похоже, что-то у того разладилось.

Рудольф еще недавно так радовался за друга, но теперь, из деликатности, не решался спросить — что же все-таки случилось. Он видел Альбрехта и Ингу вместе и ему показалось, что эта девушка просто создана для Альбрехта, достойна его.

Альбрехт взял фотографию и положил ее на стол.

Рудольф проснулся в полдень и увидел сидящую на краешке постели Маргариту. Поцеловав его, она спросила, как он себя чувствует, — если ничего, то канцлер просил его быть в два на встрече с Генлейном, и еще: приехали итальянцы… По ее сосредоточенности он понял, что сестру что-то сильно тревожит и это «что-то» рядом с ним. Когда она принесла ему кофе, он спросил, как Роберт? «Терпит», — был короткий ответ. Он спросил, что ее еще беспокоит. Ее глаза, с годами приобретающие зеленоватый оттенок, ловили каждое его движенье, надеясь поймать взгляд.