Читать «Принцессы Романовы: царские дочери» онлайн - страница 19

* * *

В сентябре 1790 года Екатерина послала барону Гримму миниатюры, изображавшие всех имевшихся в то время ее внучат, и сопроводила каждую миниатюру характеристикой. О великой княжне Александре, которой в то время исполнилось семь лет, царственная бабушка написала: «Говорит на четырех языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поет, танцует, учится без труда и выказывает большую кротость характера. Меня она любит более всех на свете, и я думаю, что она готова на все, чтобы только понравиться мне или хоть на минуту привлечь мое внимание». По мере взросления расцветали таланты девочки. Она переводила и сочиняла стихи (ее творения печатались в журнале «Музы»), лепила из воска совершенно живые на вид фигурки, великолепно рисовала карандашом. Кротость характера и послушание Александры Павловны, отдельно отмеченные Екатериной, действительно были беспримерными, и при этом она умела каким-то образом именно кротостью своей воздействовать на окружающих. Ласковой улыбки ее или умоляющего взгляда бывало достаточно даже, чтобы усмирить ее гневливого, агрессивного, истеричного и жестокого отца – цесаревича Павла Петровича, который так мечтал стать царем и понимал, что при жизни матери ему этого не добиться. Именно за успокаивающее воздействие на отца Александру Павловну и назвали «ангелом у русского престола». Многие придворные, боясь гнева Павла Петровича, прибегали к защите старшей из великих княжон, когда ей едва ли исполнилось одиннадцать лет.

Впрочем, именно в одиннадцать лет она и была просватана.

* * *

Александра Павловна действительно напоминала ангела – и сострадательной чувствительностью сердца, и нежной, изысканной красотой.

При жизни с цесаревны было написано немало портретов. Неоднократно ее писал придворный художник Дмитрий Левицкий: в разных возрастах, от девочки до девушки-подростка. Писал всех великих княжон Василий Боровиковский. И заезжая художница Элизабет Виже-Лебрен – любимая портретистка казненной французской королевы Марии-Антуанетты! – в 1795 году написала парный портрет Александры и Елены. Эта художница оставила замечательные «Воспоминания о своей жизни», где описала все свои приключения, коих было немало, и всех высокопоставленных особ, с которыми ей довелось пообщаться – и с которых она делала портреты. В Петербурге Виже-Лебрен была сразу же представлена ко двору, принимала участие в светской жизни и в книге своей позже упомянула и русских великих княжон. «Нет слов передать, какое множество хорошеньких женщин увидела я; но могу сказать, что первенство было за великими княжнами (Александрой и Еленой) и княгинями (Елизаветой Алексеевной и Анной Федоровной). Все четверо были одеты по-гречески, в туниках, которые на плечах были схвачены пряжками из крупных бриллиантов. В туалете великой княгини Елизаветы Алексеевны я принимала участие, и он вышел верен более других, между тем как у Елены и Александры на головах были покрывала из голубого газа с серебряной насыпью, что придавало их личикам что-то небесное». Она, правда, ошиблась в возрасте девочек: Александре исполнилось двенадцать, Елене – одиннадцать, когда Виже-Лебрен писала их парный портрет, хотя в ее воспоминаниях мы читаем: «Тогда княжнам могло быть лет тринадцать-четырнадцать». Ошибку ее объяснить легко: несмотря на юный возраст, девочки были уже невестами на выданье, и одевали их как взрослых дам. «Личики у обеих были небесные, но с совершенно различными выражениями, – пишет художница. – Особенно поразителен был цвет их лиц, настолько тонкий и деликатный, что можно было подумать, что они питались амброзией. Старшая, Александра, отличалась красотой чисто греческой и очень походила на своего брата Александра, но личико младшей, Елены, отличалось несравненно большей тонкостью. Я изобразила их вместе, смотрящими на портрет императрицы, который они держали в руках. Я одела их по-гречески, но очень скромно. И как же я была поражена, когда Платон Зубов, фаворит императрицы, передал, что Ее Величество была недовольна выбором этой одежды. Я до того поверила этим словам, что поспешила заменить туники платьями, которые обыкновенно носили княжны, и закрыть их руки несносными длинными рукавами. На самом деле императрица ничего не говорила, она простерла свою доброту до того, что сама мне об этом сказала… Тем не менее я уже испортила весь ансамбль своей картины, не считая того, что красивые руки, которые я написала как могла лучше, более не были видны…».