Читать «Принцессы Романовы: царские дочери» онлайн - страница 164

Вот одно из писем императора супруге, написанное, когда Ксения уже была подростком: «Вообще, когда дети подрастают и начинают скучать дома, невесело родителям, да что же делать. Так оно в натуре человеческой. Да и Ксения теперь меня вполне игнорирует, я для нее совершенно лишний; разговоров никаких, никогда ничего не спрашивает, ничего не попросит, а я был бы так рад сделать ей удовольствие хоть в чем-нибудь. Напротив, в прошлом году зимою, когда Ники не было, я ездил с нею раза два-три кататься в санях и сказал ей, что если и когда она захочет, чтобы сказала мне, и я с удовольствием возьму ее с собой, она ни разу не попросила меня. В эту зиму я надеялся, что она хоть раз сделает мне удовольствие и попросит покататься с ней, нет – я так и не дождался. Наконец, я сам ей предложил раз поехать со мною, но неудачно, так как она должна была поехать с тобою в этот день. Я надеялся, что она мне скажет хоть что-нибудь потом, что ей жаль, что не удалось, и что она попросит меня поехать с ней в другой раз, но не слыхал от нее ни одного слова, как будто я ей ничего не предлагал и ничего не говорил. Меня это очень, очень огорчило, но я не хотел об этом говорить, потому что мне было слишком тяжело, а главное к чему? Если этого чувства ко мне у нее нет, это значит, я виноват: не сумел внушить ей доверия и любви ко мне. Если бы я ей сказал об этом, она, может быть, и попросила бы меня в другой раз ехать с ней, но это шло бы не от нее самой, и мне было бы еще тяжелее. <…> Умоляю тебе ей ничего об этом не говорить, будет еще хуже, так как будет ненатурально и для меня еще тяжелее и окончательно это ее оттолкнет от меня. Я бы ни за что не сказал тебе об этом, да так уж с сердца сорвалось, слишком долго держал в себе, и теперь, так как я один и далеко, невесело мне все это, и вырвалось из груди!»

Мария Федоровна отвечала мужу: «Однако должна тебе сказать, что все, что ты пишешь в отношении детей, несправедливо. Как ты только можешь допустить мысль, что ты для них ничто! И что они тебя не любят! Это почти сумасшествие, мой дорогой. Я так огорчилась из-за тебя, что даже плакала и не могла заснуть вчера вечером, так меня это взволновало и перевернуло! Да, действительно Ксения не умеет показать то, что она чувствует. Я ей часто говорю об этом. Но ведь это скорее от ложной скромности, а вовсе не из-за отсутствия любви и внимания к тебе. Как только тебе такое могло прийти в голову?»

Да, Ксения росла и становилась более сдержанной – что ж, нежность можно было изливать на маленькую Ольгу, любимицу всей семьи, прозванную «Бэби». Впоследствии Ольга Александровна вспоминала: «Отец был для меня всем. Как бы ни был он занят своей работой, он ежедневно уделял мне эти полчаса. Когда я подросла, у меня появилось больше привилегий. Помню тот день, когда мне было впервые позволено поставить Императорскую печать на один из больших конвертов, лежавших стопками на столе. Печать была из золота и хрусталя и очень тяжелая, но какую гордость и восторг испытывала я в то утро. Я была потрясена тем объемом работы, которую Папа приходилось выполнять изо дня в день».