Читать «Кровь первая. Она» онлайн - страница 108

К тому времени, как в нору хлынул свежий воздух и появилась Онежка, с сальной лампой в руках, Зорька ободрала уже все края, где смогла. Онежка, увидев её сначала обрадовалась.

— Глянь, ожила, — а затем резко стала злой, — ты чё творишь?

— Чешется, дрянь, терпежу уже нет.

— Так ты лучше башкой, вон, об столб побейся, и то полезней будет.

— Ещё чуть-чуть и не только башкой и не только об столб начну биться.

Онежка подумала над чем-то, затем поставила чашечку с огоньком в специальную выемку в стене и зло проговорила:

— Ладно, уд с тобой. Не отдирай. Я быстро.

И куда-то опять уползла.

Вернулась она действительно быстро, неся большую деревянную миску с водой и мягкой шкуркой какого-то мелкого зверька, плавающей в воде.

— На отмачивай, — буркнула она, протягивая миску.

Зорька намочила шкурку и приложила мокрым мехом на сухую лепёшку. И как бы между прочим, видя, что Онежка не в самом хорошем расположении духа, спросила:

— Слышь, Онежка, а чё случилось то? Я ведь ничего не помню.

— А то и случилось, — продолжала злится от чего-то баба, — что вы с Дилем подставили меня под смертушку.

— Да можешь ты толком объяснить, чё выёбывашся? — не выдержала Зорька.

Онежка вдруг осунулась, обмякла и из злой бабы, стала мрачной и побитой.

— Когда тебя Диля на руках приволок и попросил скрыть и подлечить, я ж тогда не знала всего. Думала атаман опять Сомы обожрался, да буянит. Думала очухается на утро, покается, как всегда. Ну спрятала я тебя с дочкой, а сама думаю «хрен я тебе утром скажу, помучайся, поищи». А на утро такое началось, что я и не рада стала, что ввязалась. По утру Шумный лично Диля запорол кнутами, — она помолчала и уже через слёзы, всхлипывая, добавила, — насмерть. Пытал мальчонку, зверюга, но тот, как в рот воды набрал. Так и помер мальчик на круге, но тебя, дрянь, не выдал.

— А чё ж ты не вступилась да не сдала? — злым холодным голосом спросила Зорька.

— По началу испугалась, что сознается и меня саму под кнуты пустят. А как помер, так ещё больше испугалась. К тому ж я ночью такое учудила…

Она замолчала, что-то ковыряя у себя на рубахе и после паузы продолжила уже совсем упадшим голосом:

— Надо было тебя сразу сдать атаману. Мальчишка бы остался жив. А после сдавать — себя убить. Сказали бы знала, видела, а промолчала. Пацана замучить разрешила. Не думала я, что всё так выйдет, а он ночью то ничего не сказал.

Зорька тихо плакала. Слёзы катились сами собой в три ручья, с правой стороны стекая, с левой намачивая маску изнутри. К боли душевной добавилась жгучая боль в области брови под маской. Онежка тоже плакала тихо. Лишь постоянно утираясь рукавом.

— Я спряталась в доме. Ничего понять со страху не могу, — продолжила знахарка, — а тут Капенька прибежал весь в слезах. Они ж с Дилем с одного коровника сбежали. Говорили всем, что братья. А самом-то деле они от разных мамок, но дружили не разлей вода. Он у Ровного на прислуге. Ну и порассказал. Я чуть не поседела. Ровный то рядом с атаманом за столом сидит, ну и пацаны постоянно за их спина рядом. В основном за спиной атамана всегда сидели. Капенька то лечится у меня. С животом мается бедняга. Я вообще то баба нелюбопытная, а тут со страху возьми да попытай, что за тревога поднялась в логове. Так-то он всегда молчит о том, что слышать приходится, а тут в сердцах всё и выложил.