Читать «Светлая ночь» онлайн - страница 3
Василий Григорьевич Авсеенко
Онъ мало постарѣлъ и перемѣнился въ эти пять лѣтъ. Только лицо его сильно загорѣло, какъ будто даже огрубѣло, и на немъ легъ отпечатокъ грусти, напоминавшій о перенесенныхъ разочарованіяхъ, можетъ быть даже страданіяхъ. Марья Николаевна почему-то была довольна, подмѣтивъ это новое выраженіе на его лицѣ. Хотя она давно рѣшила, что все и навсегда кончено между нею и мужемъ, но въ эту минуту она сознавала, что ей было бы непріятно встрѣтить его помолодѣвшимъ, поздоровѣвшимъ, довольнымъ.
Она опять отвернулась и стала смотрѣть въ окно. Тогда онъ, въ свою очередь, остановилъ на ней долгій, внимательный взглядъ. Его глаза тоже искали чего-то новаго въ чертахъ ея лица. Она, не оборачиваясь, чувствовала этотъ устремленный на нее, изучающій взглядъ, и ей дѣлалось неловко, но уже не досада, а какая-то печаль вторгалась къ ней, и давила возростающею тяжестью.
– Марья Николаевна, – вдругъ окликнулъ онъ ее.
Она чуть-чуть повернулась къ нему одной головой.
– Могу я просить васъ сказать мнѣ что-нибудь о нашемъ сынѣ? Вѣдь я пожертвовалъ имъ, уважая ваше материнское чувство. Пять лѣтъ я не имѣлъ о немъ никакихъ извѣстій, и видитъ Богъ, какъ мнѣ было тяжело… – проговорилъ онъ тономъ, въ которомъ слышались и печаль, и смиреніе, и даже робость.
«Вотъ, если-бъ онъ раньше, всегда такъ говорилъ со мной»… пронеслось въ головѣ Марьи Николаевны.
– Боря ростетъ, изъ него вышелъ славный мальчикъ… – отвѣтила она.
Чувство материнскаго хвастовства сразу овладѣло ею. Ей захотѣлось показать ему карточку ребенка, которую она всегда возила съ собою. Она достала ее изъ сумочки и протянула ему.
– Вотъ, взгляните.
Ловацкій всталъ, взялъ карточку и долго смотрѣлъ на нее.
– Вы счастливѣе меня, вы черезъ нѣсколько часовъ прижмете его къ сердцу, расцѣлуете его… – сказалъ онъ дрогнувшимъ голосомъ. Для васъ сегодня дѣйствительно свѣтлый праздникъ. Но я буду счастливъ и тѣмъ, что видѣлъ его портретъ. Теперь онъ какъ живой будетъ стоять у меня въ глазахъ.
Въ разсѣянности, Ловацкій сѣлъ не на прежнее мѣсто, а рядомъ съ женою.
– Не хворалъ онъ въ эти пять лѣтъ? Учился онъ чему нибудь? – продолжалъ онъ спрашивать.
Марья Николаевна, повинуясь тому-же материнскому инстинкту, стала разсказывать. Ее удивляло, что она можетъ такъ спокойно, даже съ удовольствіемъ, говорить съ человѣкомъ, который «разбилъ ея жизнь» (она все-таки была увѣрена въ этомъ); но вѣдь она говорила о своемъ Борѣ!
– Да, вы счастливѣе меня, – проговорилъ съ глубокимъ вздохомъ Ловацкій, и лицо его какъ будто больше осунулось, и самъ онъ какъ-то сгорбился, точно почувствовалъ на себѣ прибавившуюся тяжесть.
Она бокомъ взглянула на него, и что-то похожее на жалость прокралось ей въ сердце. Въ самомъ дѣлѣ, вѣдь этотъ человѣкъ могъ не уступить ей своего сына; въ этомъ случаѣ онъ пожертвовалъ собою.
– Вы ѣдете изъ Вильны? – спросила она.
– Изъ за Вильны. Я жилъ въ имѣніи, хозяйничалъ… теперь ѣду въ Петербургъ, разсчитываю получить мѣсто, – отвѣтилъ онъ.