Читать «Муза» онлайн - страница 5
Энтони Берджесс
А вот и Лондон, куда он прилетел.
Пэли, направлявшемуся на свою ночную прогулку вверх по реке, идти было довольно легко. Луна освещала межевые тропинки и приступки у изгородей. Раскинутые там и сям фермы спали. Раз ему показалось, что он слышит отдаленный свист. Потом как будто бы пробили часы на городской башне. Он не представлял себе ни месяца, ни дня недели, ни времени суток, но предполагал, что сейчас поздняя весна и что-то около трех часов до рассвета. Год, как утверждал Свенсон, был именно 1595-й. Время функционировало здесь точно так же, как на настоящей Земле. Два года тому назад Свенсон возил одного человека в Московию, где время считали по христианскому летосчислению и год был тогда 1593-й. Пэли, совершая свою прогулку, нашел, что на здешнем воздухе гораздо легче дышится, но из-за необычного расположения звезд ему то и дело становилось не по себе. На небе сияло созвездие Кассиопеи, похожее на подвыпившее W — первую букву имени Шекспира, но были и такие созвездия, которых Пэли прежде никогда не видел. Могли ли звезды, как верили сами елизаветинцы, воздействовать на историю? Мог ли этот елизаветинский Лондон, потому что он видел над собою звезды, неведомые подлинной Земле, быть идентичным тому, который мы знаем только по книгам? Что ж, он, Пэли, скоро это выяснит.
Лондон — серое каменное чудовище — набросился на него не сразу. Он подступал к нему вкрадчиво и мягко: сначала дома, построенные в полях и среди деревьев, потом загородные виллы знати, не знающие городской пыли, и затем, словно онемевшая труба глашатая в свете ущербной луны, — Тауэр. За ним — сбившиеся в кучу спящие дома. Пэли вдыхал воздух этого летнего Лондона и воздух этот ему не нравился. Пахло пыльной ветошью, салом и нечистотами, но неслись также запахи, известные ему с того времени, когда он летал над Борнео, неуверенно углубляясь в далекие районы джунглей. Да, здесь, действительно, пахло джунглями. И словно бы в подтверждение этого вдали раздался вой. Но это выла собака. Собаки, лучшие друзья человека, — даже здесь, в ином физическом пространстве; собаки, которые перелаиваются в непостижимой космической пустоте. Потом раздался человеческий голос, чьи-то башмаки застучали по булыжной мостовой. «Четыре утра! И утро отличное!» Пэли инстинктивно отпрянул в узкий проход и прижался всем телом к влажной стене. Ему было рано себя обнаруживать. Он мысленно воспроизвел крик звонаря — гласные у того были ближе к американским, чем к современным английским, он произносил так: «утрау атличное». Теперь, зная, который час и машинально ощутив остановившиеся ручные часы, которых уже при нем не было, он подумал, что же ему делать до наступления дня. Гостиницы с круглосуточно дежурившими клерками здесь отсутствовали. Он подергал себя за темную бородку — результат трехмесячного выращивания, — и решил, что чем скорее начнет свой научный поиск, тем лучше, и потому отправился в Шоредитч, где находился Театр. Если верить истории, то за городской чертой, в месте, недосягаемом для городского совета, ненавидившего театральные представления, расположено было новое, прекрасное здание Театра. Нетерпеливый зуд ученого поскорей увидеть Театр овладел Пэли и заставил его позабыть о холодном утреннем ветре, только что поднявшемся. Он хорошо знал современный земной Лондон, но на этих улицах ориентировался плохо. Он направился в северо-западную часть города — к Майнориз, Хаундс-дитч, Бишопсгейту — и по дороге его дважды чуть не стошнило от зловония, идущего от стока. Вокруг царил густой, тошнотворный смрад, и Пэли решил, что он, должно быть, исходит от Флит-дитч. Он залез в свою сумку, вытащил из нее щепотку порошка и высыпал на язык, чтобы унять рвотные позывы.