Читать «История Англии от Чосера до королевы Виктории» онлайн - страница 351

Дж. М. Тревельян

Устье Темзы еще сохраняло бесспорное первенство в качестве центра британской и мировой торговли. Накануне билля о реформе одна четверть всего флота страны была приписана к Лондону, включая большие ост-индские коммерческие суда, построенные для более чем шестимесячных путешествий в Индию и Китай вокруг мыса Доброй Надежды; второе место после Лондона занимал Ньюкасл, имевший суда общим тоннажем 202 тысячи тонн, преимущественно корабли для перевозки угля, служившие в значительной мере для снабжения Лондона; третьим был Ливерпуль: он имел много судов, предназначенных главным образом для торговли с Америкой; Сандерленд и Уайтхейвен занимали четвертое и пятое места, торгуя свосточным и западным побережьем; тоннаж судов Гулля был равен 72 тысячам тонн.

Связь британского военного флота с моряками торгового флота и с остальными мореплавателями – включая рыбаков, китоловов и контрабандистов – играла очень важную роль во время войны. Связующим звеном между ними была хаотическая и зверская система вербовки. Некоторое принуждение было необходимо для пополнения матросами готовых к плаванию боевых кораблей, так как условия жизни матросов военного флота были слишком скверными, чтобы привлечь необходимое число добровольцев. Способ же, которым осуществлялось принуждение, был наихудшим. Еще во время войны против Людовика XIV чиновниками Адмиралтейства было предложено составлять списки моряков, из которых можно было бы набирать призывников справедливым и регулярным образом, но ничего не было сделано для осуществления этого предложения. Некомпетентность, характеризующая государственную деятельность и организацию в течение всего XVIII столетия, сохранилась в этом вопросе даже и в героический век военного флота. Еще в дни Нельсона вербовка вызывала ужас у людей, живущих вдоль побережий и в гаванях Англии. Вооруженные кортиками отряды, руководимые флотскими офицерами, обманным путем вербовали моряков и сухопутных жителей на кораблях в гаванях и в открытом море, в тавернах и на улицах, даже у церковных дверей, откуда иногда уводили жениха и всех присутствующих в церкви. Такая система порождала многочисленные возмутительные несправедливости, бедствия и несчастья; она разоряла и разрушала семьи и часто доставляла совсем неподходящих рекрутов. Завербованный силой человек, попав однажды на борт военного корабля, имел слишком много оснований оплакивать свою судьбу: пища, поставляемая мошенниками-подрядчиками, была часто отвратительной, а жалованье, скупо выдаваемое обедневшим правительством, было всегда недостаточным. Изменения к лучшему в этом отношении последовали только после опасных мятежей в Спитхэде и Норе в 1797 году. После этого положение моряка постепенно улучшилось до тех пределов, которые защищались в течение прошедших поколений лучшими моряками и офицерами в их борьбе с английскими властями. Отношение самого Нельсона к его людям было примером доброты. Но нужно отметить, что многие простые матросы, которые спасли Британию у Сент-Винсента, Кампердауна и на берегах Нила, в периоды перерывов в их замечательной службе в военном флоте были мятежниками. Контраст между их жалобами и недисциплинированностью и их отвагой и стойкостью в боях и во время блокады может показаться необъяснимым. Однако разгадка этого противоречия заключается в следующем: моряки знали, что, несмотря на то, что с ними дурно обращались, нация считала их своим оплотом и славой; что всякий раз при взгляде на какого-либо нельсоновского молодца с его просмоленной косичкой глаза сухопутного жителя загорались любовью и гордостью. Страна, которая обращалась с ними так плохо, доверчиво рассчитывала на их защиту, и они это знали.