Читать «Вятское кружево» онлайн - страница 41

Станислав Тимофеевич Романовский

«Всем бойцам, как Рощин, окопы замаскировать опавшими листьями!»

Только бы задремать, я звон услышал. Командир меня спрашивает:

«Ты чего это, Рощин, встрепенулся?»

Я говорю:

«Звон услыхал. Никак корова-колоколюха от стада отбилась? По поляне бредет, колоколом звенит-ботает».

А это не корова, а немцы. Наискоски от нас идут, автоматы на ремнях, песню по-немецки поют.

«Э, — говорит командир, — распелись! Да они, видать, пьяные. Закусывать надо! Война все-таки. Почему, Рощин, не угощаешь гостей?»

Я говорю:

«Будет гостям хоро-оошее угощение!»

И ударил по ним из пулемета. Они, как снопы, валятся и поначалу не поймут, откуда мы огонь ведем. Потом меня, видать, снайпер засек по пулеметной вспышке, и пули стали близко чиркать. Кто-то меня по лбу щелкнул. Я головой помотал, пилотку снял. Звездочка на ней искорежена, красное стекло выкрошилось. Она пулю на излете на себя приняла. На лбу у меня до сих пор белая отметина. Спасла меня красная звездочка!

Теперь Сережа проснулся окончательно и с уважением поглядывал на спутника, который нес две косы на плече — большую и малую, и по лезвиям их стекал свет месяца.

— Дай-ко я свою литовку понесу, — попросил мальчик и протянул руки к черену малой косы.

Почему-то шепотом дедушка ответил:

— Пришли уже!

Они стояли по колено в росе на краю поляны, и темные шатровые ели обступали ее со всех сторон и ждали, чего будут делать дальше эти два полуночника. Над тем краем поляны, где в низинке наперебой хрипели коростели, висел месяц, и рога его были остры и ярки. Мальчик подумал, что на крутой рог месяца можно повесить ведерко с ключевой водой и не расплескать ни капли — это к хорошей погоде, к ведру. Он хотел об этом сказать дедушке, но тот, наверное, думал о том же самом, и мальчик ничего говорить не стал, а взял свою косу за пенек и, держа ее на весу, щелкнул пальцем по лезвию ближе к носку. Чистый, резкий, недребезжащий звон пронесся над поляной и замер в траве.

А заодно с ним ненадолго замерли и коростели и снова принялись за свою хриплую песню.

Через всю поляну на тупых крыльях медленно перелетела сова, будто по озеру проплыла, и бесшумно опустилась в еловые лапушки.

Пора!

Обеими руками мальчик взялся за черен косы и, толком не утвердившись на ногах, пустил лезвие по травостою. Оно запнулось о землю, выпрыгнуло из травы, как щука из воды, и задребезжало.

Мальчик испуганно посмотрел на дедушку, но тот, кажется, ничего не видел и не слышал.

А если не суетиться?

Сережа упористо расставил ноги, развернул плечи, набрал полную грудь воздуха и с нешироким замахом, расчетливо, с хрустом провел нож по комлям трав.

Шелковым пышным половиком трава, блестя росой, постелилась у ног мальчика. Остро и пряно повеяло теплом открытой земли и травяной сукровицей.

С ровными выдохами мальчик пускал нож еще, и еще, и еще — над самой землей, сырой под травами.

Ее он не видел, но ногами и всем собой чувствовал, где и как она пролегла, и знал, что теперь коса не найдет на нее, а камней здесь нет и не было.

Недалеко косил дедушка, и мальчику, занятому работой, было все недосуг посмотреть, как идут дела у старика, и только по звуку он догадывался, что все хорошо и расхват у дедушкиной косы широкий — не меньше двух метров расхват! Редкий косарь сможет так широко и чисто положить траву, как Сережин дедушка!