Читать «Марина, Ариадна, Сергей» онлайн - страница 34

Виталий Александрович Шенталинский

тов. Л. П. Берия

Уважаемый товарищ,

Обращаюсь к вам со следующей просьбой. С 27‑го августа 1939 г. находится в заключении мо дочь, Ариадна Сергеевна Эфрон, и с 10‑го октября того же года мой муж, Сергей Яковлевич Эфрон (Андреев).

После ареста Сергей Эфрон находился сначала во Внутренней тюрьме, потом в Бутырской, потом в Лефортовской и ныне опять переведен во Внутреннюю. Моя дочь, Ариадна Эфрон, все это время была во Внутренней.

Суд по тому, что мой муж, после долгого перерыва, вновь переведен во Внутреннюю тюрьму, и по длительности срока заключения обоих (Сергей Эфрон 8 месяцев, Ариадна Эфрон 10 месяцев) мне кажется, что следствие подходит а может, уже и подошло к концу.

Все это время мен очень тревожила судьба моих близких, особенно мужа, который был арестован больным (до этого он два года тяжело хворал).

Последний раз, когда я хотела навести справку о состоянии следствия (5‑го июня, на Кузнецком, 24), сотрудник НКВД мне обычной анкеты не дал, а посоветовал мне обратиться к вам с просьбой о разрешении мне свидания.

Подробно о моих близких и о себе я уже писала вам в декабре минувшего года. Напомню вам только, что я после двухлетней разлуки успела побыть со своими совсем мало: с дочерью два месяца, с мужем три с половиной, что он тяжело болен, что я прожила с ним 30 лет жизни и лучшего человека не встретила.

Сердечно прошу вас, уважаемый товарищ Берия, если есть малейшая возможность, разрешить мне просимое свидание.

Марина Цветаева.

Сейчас я временно проживаю по следующему адр.:

Москва, улица Герцена, д.6, кв.20. (Телеф. К-0–40–13)».

Судьба и этого послани та же, что и предыдущих: его отправляют в следчасть и замуровывают в канцелярскую папку без ответа.

Прежде всего бросается в глаза «вы» по отношению к наркому уже с маленькой буквы. Обращение не к личности, как в первом письме, а к безликому учреждению. И достоинство при очевидном отчаянье! «Лучший человек» главному палачу про его жертву при всеобщем гипнозе страха, когда самые близкие люди отрекались друг от друга. «Лучший человек» несмотря ни на что, уже давно зная о двойной жизни Сергея и роковой роли в постигшей их семью участи.

Жажда подвига, романтический склад души, самоотверженное служение в этом они были похожи. Только служили разным богам. Она поэзии, он политике. Она звала: летим? А он ходил по земле, ему была нужна внешняя точка опоры, заемная социальная идея: сначала Белое движение, потом евразийство и наконец русский коммунизм. «Идеалист, влюбленный в пятилетку» как кто–то его назвал. А дети Ариадна и Мур разрывались между отцом и матерью и больше всего хотели обрести независимость, встать на собственные ноги и тоже на земле… «Союз одиночеств» как говорила Ариадна.

Маринины одиночество и обреченность были особого рода. Максимализм поэта требовал невозможного. Она изнемогала от быта, мелкой обыденности, которая держала ее в тисках. От того, что возможность близости с каждым и своим, и чужим была исчерпана, а она, жаждущая обновления любви (этим жила!), всем мешала, казалась старой. От фатального разлада с враждебной ей современностью ее высокое поколение уходило из жизни, а она оставалась «одна за всех… противу всех».