Читать «Дума о Севастополе» онлайн - страница 9

Эдуард Аркадьевич Асадов

Прощай, Ленинград…

Мой строгий, мой ласковый Ленинград, Ты вновь теперь назван Санкт-Петербургом. Не важно: я рад иль не очень рад, Но я, как и в юности, — твой солдат, Оставшийся самым вернейшим другом. А почему я не слишком рад? Скажу откровенно и очень честно: Царь Петр был велик. Это всем известно. Но был ли во всем абсолютно свят? И Русь, как коня, на дыбы вздымая, Он мыслил по-своему рай и ад. И, головы русским стократ срубая, Пред немцами шляпу снимал стократ. И грозно стуча по сердцам ботфортами, Выстраивал жизнь на немецкий лад. И Русь до того наводнил Лефортами, Что сам был, возможно, потом не рад. Слова, с увлеченностью чуть не детской: Гроссбух, ассамблея, штандарт, Шлиссельбург, И вот, в честь святого Петра — Петербург, Вся Русь — как под вывескою немецкой! Потом и похлеще пошло житье: Царей на Руси — ни единого русского! Все царские семьи от корня прусского Да немцы голштинские. Вот и все. — Ну что тут нелепого? — скажут мне. — Сложилось все так, как оно сложилось. — Что ж, пусть. Но скажите тогда на милость, Могло быть такое в другой стране? Могли бы английские или французские Короны столетиями носить Дворянишки, скажем, заштатно-прусские, Которым и дома-то не на что жить?! Чтоб где-то в Иране, в Канаде, в Китае ли В креслах для самых больших чинов Сидели, судили и управляли бы Такие премьеры, что и не знали бы Ни стран этих толком, ни языков?! Ответят: — Зачем так шутить безбожно? Народ, государственность — не пустяк! — А вот на Руси — даже очень можно! И можно, и было как раз вот так! И разве, скажите мне, разрешили бы Придумывать где-то для городов В Норвегии, Швеции иль Бразилии Названья из чуждых им языков? У нас же пошли из немецких слов Названия всяческие вывертывать: Ораниенбаум, Кронштадт, Петергоф, Затем — Оренбург, а в Москве — Лефортово. Затем граф Татищев сей путь продлил И город, что встал на седом Урале, Велел, чтоб Екатеринбургом звали И к царственным туфелькам положил. О, нет. Никакой я не ретроград. И ханжества нет во мне никакого, И все-таки «град» — это слово «град», И я ему, право, как брату, рад, А «бург» — чужеродное сердцу слово! И вот, словно в залпах «Авроры» тая, Прошедший сквозь семьдесят лет подряд, В блокаду не дрогнувший Ленинград Уходит, главы своей не склоняя! Как сказочный крейсер, гонимый прочь, Все флаги торжественно поднимая, Плывет он в историю, словно в ночь, Своих неразумных сынов прощая… Плывет, отдавая печаль волнам, И в громе оркестров слова рыдают: «Наверх вы, товарищи! Все — по местам! Последний парад наступает…»

1991