Читать «Кроме тебя одного» онлайн - страница 24
Сергей Иванович Стешец
К полудню у Кешки кончались запасы огурцов, а сам он с трудом добирался до стога. Путь от скверика до своей «летней квартиры» был самым большим неудобством в его безоблачной майской жизни.
Он не рисковал спать в скверике или на вокзале, не желал жертвовать в пользу милиции хотя бы одним майским днем, милым сердцу бича. Обычно после дежурства в скверике, с которого возвращался на заплетающихся одна за одну ногах, он часа три отсыпался в стогу. Возвращался на вокзал расстроенный похмельными последствиями, с тусклым взглядом, в измятых в гармошку брюках и соломой в волосах. Кешка бежал в скверик, вытаскивал из тайника в кустах грязный мешок с бутылками, которые насобирал за день, и вприпрыжку — аж бутылки позванивали — летел в посудоприемный пункт, чтобы успеть до закрытия. Получив деньги за бутылки, он причесывался огрызком расчески, стряхивал с одежды пыль и с достоинством шел в кафе, где брал двести вина, выбивал чек на котлету и четыре кусочка хлеба, сидел долго, с независимым видом потягивая бормотуху из граненого стакана, с толком закусывая — до самого закрытия, пока его не просили очистить помещение.
Летели дни, похожие друг на друга. Незаметно пришел июнь. Уходили на службу последние призывники, Кешкин бизнес в скверике беззастенчиво перехватила проворная бабка, живущая у гастронома, и Кешка уже подумывал о смене дислокации. Еще несколько дней он по инерции жил на вокзале, будто ждал какого-нибудь особенного случая.
И дождался. В субботний день случилась в Жаксах свадьба с купеческим размахом. Жених с невестой уезжали то ли к ее, то ли к его родителям. Кешка попался на глаза подвыпившему жениху, и тот заставил его пить за здоровье носатой своей невесты, пока Кешка не свалился с ног, едва добравшись до кустов акации. Он впервые потерял бдительность, но милиционеры, дежурившие на вокзале, узнавали известного в Жаксах бича, равнодушно проходили мимо. Бич Кешка не был социально опасным и никогда не угрожал общественному порядку.
Кешка проснулся, когда уже рассветало. В здешних местах даже летние ночи — прохладные, поэтому у Кешки зуб на зуб не попадал. На перроне пели, вернее, пел кто-то один, и Кешке почудилось — очень знакомым ему голосом. Он прислушался к этому голосу с искусственной хрипотцой, который надрывался под простенькие аккорды на гитаре.
«Арнольд! — вздрогнул Кешка. — Откуда он здесь взялся? Опять в шабашку приехал?»
На четвереньках он стал выбираться из акаций. Шатаясь, вышел на перрон, и все поплыло перед его глазами: земля и небо, железнодорожные составы и дома. Разламывалась голова, будто кто-то хватил его ломиком по темени, когда он спал. В минуты глубокого похмелья на него накатывала такая безысходность, что он ненавидел себя, ненавидел свою беспутную жизнь, ненавидел все на свете; от великой ненависти этой возникало желание повеситься, утопиться, броситься под поезд, чтобы одним махом покончить и с болью в голове, и со смертной тоской. Он уже как будто решался на что-то, стоял между путей, когда приближался к станции на большой скорости сквозной товарняк, но страх останавливал его.
