Читать «Кроме тебя одного» онлайн - страница 16
Сергей Иванович Стешец
Кешка с трудом удержал в себе полстакана диковинно вонючей самогонки, Люба же прихлопнула свою порцию с удовольствием, как стакан лимонада.
Допили эту бутылку, у хозяйки нашлась еще одна. Но налив из нее по сто граммов, Люба спрятала в шкафчик стола остальное.
— Хорошего помаленьку. Надо и на утро оставить.
Обтерев ладошкой пепел с огурца, Кешка закусил.
— Ну как изжога? Соды развести? — заботливо спросила хозяйка.
— Не надо. Полегчало вроде, — ответил повеселевший гость. — Мировая ты баба, бляха-муха!
— Будет дуру травить, я спать хочу! — Люба задавила окурок о край стола. — Вы, милорд, у меня остаетесь или восвояси?
Кешка словно только сейчас разглядел, что выпивал с женщиной, что у нее крутые, довольно соблазнительные бедра, высокая грудь, распирающая тесный халатик. Забытый инстинкт самца проснулся в нем, и ему сделалось вдруг жарко, легкий туман поплыл перед глазами.
— Остаюсь, если ты не против, — поспешно ответил он.
— Ну, тогда в люлю, — обыденно сказала хозяйка.
Она отдалась ему сразу, без ласк и нежных слов, словно делала привычное, как мытье посуды, дело. Ни одной мышцей крупного своего тела не подалась она навстречу проснувшейся Кешкиной страсти и, едва он оставил ее в покое, сразу же захрапела, отвернувшись к стенке.
Кешка лежал рядом, ощущая коленом ее крутое, горячее бедро, какая-то тоска начала накатываться на него. Он давно не имел женщины, ему казалось, что он не имел женщины с тех пор, как покинул свои Липяны, но эта близость не принесла ему удовлетворения, наоборот, оставила на душе дурной осадок, будто он, поскользнувшись, голым упал в грязь.
В постели с женщиной, которая после физического облегчения не вызывала теперь в нем никаких чувств, кроме неприязни, он вдруг вспомнил о Вере, вспомнил первую их ночь в студенческом общежитии, когда они, одурев от поцелуев, безрассудно бросились навстречу друг другу. Какие возвышенные чувства переполняли его, когда они отдыхали с Верой, бесстыжими любовниками лежа поверх одеяла, какая нежность проснулась в нем к светлой и святой в своем пороке женщине! Он покрывал ее благодарными поцелуями, прижимал к себе, будто боялся, что кто-то может отнять ее.
Сегодня с Любой было все по-другому — обыденно, а от этого — пошло и грязно.
Зажав голову руками, он уткнулся в подушку лицом и едва не заплакал от досады. Прошлое вывернулось из-под его тяжелой, неповоротливой памяти и навалилось на него всей своей горечью.
В комнате назойливо и нудно зудела муха. За стеной непримиримо ругались женщины — молодая и старая. Старая монотонно бубнила и бубнила какие-то нравоучения, молодая отвечала резко и высоко, срывая голос. На кухне что-то упало и разбилось — тарелка или фарфоровая чашка. Бабий скандал взметнулся с новой силой, как пламя в костре, когда в него подбросят хворосту: голос старой угрожающе задребезжал, молодой — взбросился до визга.
Геннадий Мануйлов обреченно вздохнул и повернулся в кровати со спины на бок — спрятал одно ухо в подушку, другое зажал рукой. И все равно тупо пробивались звуки скандала.