Читать «Дагестанская сага. Книга I» онлайн - страница 139
Жанна Надыровна Абуева
Ему вдруг пришло на ум, что в семье Ансара никогда не велись разговоры о политике и ни разу не звучало имя Сталина, по крайней мере, при детях.
Как странно, думал Далгат, ведь именно Сталин виноват во всех их бедах, а никто и не думал его проклинать. Какими же доверчивыми людьми были его мать, дядя Ансар и тётя Айша! Неужели они так и не поняли, что виной всех их бед является этот усатый дьявол со своей извечной трубкой! Или, может быть, они просто боялись?
Злая обида пустила в душе юноши такие глубокие корни, что ему и в голову не приходило винить в случившемся с его семьёй кого-то другого. Отныне Сталин стал для него не просто личным врагом, пусть и мёртвым, но олицетворением зла и виновником всех бед, случившихся со страной и с его, Далгата, семьёй.
Так он жил, всё больше углубляясь в себя и ощущая себя бесконечно одиноким в этом мире, полном зла и несправедливости.
Квартира, которую государство им выделило, без матери казалась Далгату безжизненной и, более того, неприятной. Мама даже не успела толком пожить в ней, думал он, и данное обстоятельство ещё сильнее его расстроило, лишь обострив обиду на жизнь. Обида эта прочно поселилась отныне в его душе наряду с горячей ненавистью к Сталину.
Он стал реже приходить в дом Ансара, хотя фактически вырос здесь. Сейчас там жила и Фарида, и ему не хотелось притворяться, что его это нисколько не трогает. Она всегда встречала его с приветливой улыбкой, и детишки её были очаровательны, но напряжение от встречи с нею его не покидало. Он знал, что Имран вовсю заводит на стороне романы, и чувствовал, что и Фарида это знает. Но молодая женщина не подавала виду, как сильно её задевает такое поведение мужа, и Далгат, раздосадованный легкомыслием своего друга, с трудом сдерживался, чтобы не высказать ему все, что он думает.
Ансар с Айшей категорически настаивали на том, чтобы он ежедневно к ним приходил, но Далгат продолжал уклоняться, и Айша наведывалась к нему сама, принося с собой кастрюлю с горячим обедом и унося домой его вещи для стирки.
После работы он, прогулявшись с друзьями по Ленинской, возвращался в пустую квартиру и, взяв в руки книгу, укладывался на тахту, а затем переводил взгляд на висевший напротив большой портрет родителей и смотрел на молодые улыбающиеся лица Манапа и Шахри, размышляя о том, что впереди у него целая жизнь, в которой нет смысла без близких и дорогих людей, и главное место в ней ему так хотелось бы отвести Фариде.
Мысли об ушедших родителях подводили его к размышлениям о жизни вообще, и юноша стал всё чаще задумываться как о смысле человеческой жизни, так и о человеческом предназначении вообще. «Люди рождаются и живут, в общем-то, совсем недолго. И больше, похоже, страдают, чем радуются в этой жизни. И уходят так же внезапно, как появились… – думал он, глядя в чернеющую за окнами ночь. – А какой смысл во всём этом? Для чего-то ведь мы приходим на эту землю?.. Смысл-то должен быть, а иначе пустота… И тогда выходит, что жизнь – это пустота?»