Читать «Потерянные Евангелия. Новые сведения об Андронике-Христе.» онлайн - страница 35

Все сказанное неплохо соответствует евангельским рассказам о деятельности Христа. Замечание о том, что Аполлоний «отнюдь не изменился» является, вероятно, отражением Воскресения Христа.

Между прочим, Филострат бросает здесь следующую многозначительную фразу: «Нельзя нам не согласиться, что странствия Аполлония весьма похожи на скитания Асклепиадов» [876:2a], с. 141. Это наблюдение Филострата хорошо согласуется с нашим результатом, что «античный» бог Асклепий-Эскулап является еще одним отражением Андроника-Христа. См. подробности в нашей книге «Христос и Россия глазами „древних“ греков», гл. 1:2.13.

18. Матфей-Дамид, верный спутник и летописец Христа-Аполлония, был ассирийцем, то есть русским

Мы уже говорили о том, что на страницах Флавия Филострата присутствует Дамид-Матфей, ученик, спутник и жизнеописатель Аполлония Тианского, то есть Христа. Филострат сообщает о Дамиде некоторые интересные подробности.

«Явился он (Аполлоний — Авт.) в древнюю Ниневию, где воздвигнут варварского обличия кумир, якобы изображающий Ио, дочь Инаха: на висках у нее торчат маленькие, будто недавно прорезавшиеся рожки. Вот тут-то, пока он, задержавшись близ этого изваяния, рассуждал о нем… пристал к нему ниневиец Дамид, о коем я уже писал, что он сделался Аполлонию и СПУТНИКОМ В СКИТАНИЯХ, И СОТОВАРИЩЕМ В МУДРОСТИ, СОХРАНИВ ДЛЯ НАС МНОГИЕ О НЕМ СВЕДЕНИЯ. Итак, Дамид, восхищаясь Аполлонием… обратился к нему с такими словами: „ПОЙДЕМ ВМЕСТЕ, АПОЛЛОНИЙ: ТЕБЕ БОГ БУДЕТ ВОЖАТЫМ, А МНЕ — ТЫ! Ты увидишь, что и от меня будет польза… все знаю касательно Вавилона и тамошних городов… Притом я умею говорить на всех варварских наречиях, а их ведь множество“…

„Ну а я, друг мой, — отвечал Аполлоний, — хоть никогда никаким языкам не учился, понимаю все“… Услыхав такое, Дамид преклонился перед Аполлонием, ВИДЯ В НЕМ БОГА, и остался с ним ради преумножения мудрости, запечатлевая в памяти все, что узнавал. Слог АССИРИЯНИНА был посредственный — воспитанный среди варваров, он не обладал даром красноречия, однако был вполне способен записывать словопрение или беседу, а также то, что довелось ему услышать или узнать. Все это и составило его дневник, который он вел наилучшим образом, делая свои памятные заметки — как сам объяснял — с таким намерением, дабы ничто касательно Аполлония не было забыто, и ежели тот проронил хоть слово по случайности или мимоходом — пусть и это будет записано. Достопамятен его ответ одному из хулителей такого способа записей, нерадивому завистнику, которые съязвил, что Дамид-де очень прилежно и во множестве записывает всякие мнения и суждения своего учителя, да только собирание подобных мелочей приводит на память собак, грызущих объедки с хозяйского стола. „Что ж, — возразил Дамид, — если пируют боги и трапезуют божественною пищею, то конечно находятся и слуги, которые позаботятся, чтобы и крупица амброзии, упавши, не пропала“.