Читать «Олимпиец» онлайн - страница 115

Брайан Глэнвилл

Ей совсем не мешало то, что она полнеет, грузнет, носит эту тяжесть. Она, конечно, бросила преподавание, но легче от этого не стало, тренироваться она, естественно, уже не могла. Чего я не мог понять — она явно ждала от меня, что я тоже буду счастлив. Но я в лучшем случае мог отвечать улыбкой на её шальные улыбки. Если бы я не ездил в Нюрнберг и не встречался с Хельгой, я бы, наверное, полез на стенку.

Тренироваться было очень трудно — бегаешь один, гоняешь себя день за днём, выполняешь графики по кругам и отрезкам, которые присылал Курт. Ты да секундомер. Бегаешь по кругу, пока не заболят голени, и так ежедневно. Всё же я показывал результаты, какие он требовал, хотя он постепенно увеличивал скорость и укорачивал время на восстановление. Его графики я посылал обратно, отмечая, как он велел, все показания секундомера на каждом отрезке, а потом он присылал новый график.

Только мысль о Токио подгоняла меня, но до него было ещё так далеко… Бывали дни, когда я просыпался, видел следы дождя на окнах и думал: к чёрту всё, сегодня останусь дома. Но не оставался. Иногда мне не хватало Сэма, кого–нибудь, кто уговорил бы тебя, убедил, — это необходимо; дистанционное управление подводило. Рядом была Джил, с ней я, по крайней мере, мог поговорить, но она отключилась, впадала в транс, как я стал называть эти её состояния. Иногда она отвечала, но не так, как было раньше, и по её виду было ясно, что мысли её где–то далеко.

«Токио или уход из спорта — так считает Айк Лоу, двадцатичетырёхлетний обладатель мирового рекорда в беге на милю и золотой медалист Игр Содружества.

«Я сделаю всё возможное, чтобы победить в беге на 1500 метров на Олимпиаде. Но даже если этого не произойдёт, я всё равно уйду из спорта. Ведь это будет моя вторая Олимпиада, а требования становятся всё более жёсткими. Люди не понимают, на какие жертвы идёт спортсмен международного класса».

Она разбудила меня в четыре утра. Я спал без задних ног. Мне снилось, что я лечу, Сэм и Курт смотрят на меня снизу, и Сэм говорит: «Конечно, он включил автопилот. Потом я почувствовал боль в том месте, где моё правое крыло соединялось с телом, понял, что дальше лететь не могу и вот сейчас упаду… Я проснулся от того, что Джил трясла меня за плечо.

Она сказала: «Прости, дорогой, но я уже два часа терплю боль». Я подскочил и отвёз её в больницу. Нас там очень любезно приняли. Предложили чашку чая. Потом, когда её уводили, на лице её было такое выражение, словно она хотела просить у меня прощения, будто думала, что уже никогда не вернётся. Мне даже стало страшно. Стоял как истукан, пока не пришла санитарка и не сказала: «Ну, мистер Лоу, незачем волноваться». Я хотел ответить: «Вам–то, конечно, незачем».

Я поехал на стадион — всё лучше, чем торчать дома, но мне было не до тренировки. Я всё время названивал в родильный дом, — наверное, надоел им до смерти. Позвонил своей матери и матери Джил, обе были довольны, совсем не волновались. Но я не мог не волноваться, — ведь всякое возможно, мало ли как повернётся…