Читать «Зеркало тролля, или «Правда» о драконе» онлайн - страница 3
Александр Давидович Лурье
Итак, Зазеркалье попыталось жить собственной, независимой как от Тролля, так и от обычного здравого смысла, жизнью — если таковой можно считать гальванические судороги кадавра. Тень вырвалась на свободу и сразу решила установить
С другой стороны, была небольшая, но достаточно мощная группа, последовательно отрицавшая коллаборационизм первой и вслух утверждавшая, что то,
Когда Тролль отошёл в мир иной (интересно, а что является миром иным для Тролля, если он всё же не понарошку смертен?), все три составные части Зазеркалья остались в полнейшем недоумении; для первых во всём гнусном критическом реализме встал вопрос: кто же будет теперь кормить, холить и лелеять — исчез ведь не просто Тролль как объект вылизывания, а смысл жизни! Аналогично подрастерялись и диссиденты — бороться—то уже не с кем, а что делать после борьбы они как-то не часто задумывались, не очень-то и в победу верилось. Даже третьи, божьи одуванчики, всполошились: «Мы ведь только
Неудивительно, что крыша поехала у всех в одночасье; Зеркало как традиционное и преемственное осмысление потока Времени разбилось, ибо не стало ни традиции, ни преемственности, ни осмысления и, главное, времена смешались, перепутались причины и следствия, от привычной и налаженной мясорубки остались груды неопознаваемых обломков. Потихоньку зазеркальцы, фантасты и реалисты, начали пытаться выстроить свою, новую и непротиворечивую модель Времени, ибо без него какое же это Зазеркалье?!
И начались бессильные попытки составить из старой рухляди, новый альтернативный компендиум, новую «энциклопедию русской жизни» — свернуть всю драную и линялую от бесконечных стирок и перелицовок ткань назад, к Пушкину, запихать его самого в лохмотья и развернуть затем заново — скатертью-самобранкой. Ан не выходит, и ковёр-самолёт из рванья не выходит, и не может выйти; ибо не дано объять эпигонским умишком необъятное, а возможно лишь упростить его «под себя» да и под шумок обгадить — для специфического вкусового эффекта. Ведь как хочется провозгласить окончательный и необратимый конец русского Зеркала со своим именем на могильной плите — мол, начало, оно, конечно, пушкинское, а вот последнее слово — моё, пупкинское!