Читать «Госпожа камергер» онлайн - страница 189

Виктория Борисовна Дьякова

– Я жалую вас русским графским достоинством, мадам, – произнес император, с нескрываемым удивлением глядя на исхудавшее почти до синевы, тщедушное женское существо, которому удалось сделать столь много, что оказалось бы не под силу нескольким дюжим мужчинам. – Притом десятью тысячами душ и поместьем в Тверской губернии. Вам будет назначено пожизненное жалованье, вполне достойное, и на возвращение ваше и лечение я жалую единовременно две тысячи червонцев (24 тысячи рублей). Говоря по чести, мадам, – государь с признательностью взял руку Мари-Клер в свою, – я никогда не мог себе представить, что вы так хрупки. Как же вам удалось преодолеть все трудности и столько вынести?

– С Божьей помощью и верой в Россию, Ваше императорское Величество, – ответила Мари-Клер. Ее голова откинулась в волнении на подушку – держать уж ее на весу она более не могла. Несколько слезинок скатилось по впалым щекам. Еще раз пожав ее холодную, тонкую руку, государь прошел дальше, раздавая раненым солдатам и офицерам Георгиевские кресты. Убитой турчанке Кесбан Бильбак по представлению военного министра орден Святой Анны назначили посмертно, и адъютант императора молча положил его в коробочке на кровать рядом с Мари-Клер. Постоял, склонив голову, и поспешил за государем, пробормотав о прискорбии.

Ужаснейший ветер над Еленчиком все не стихал. Палатки, сколько бы их не укрепляли, перевертывались сразу же. Опрокинуло и палатку генерала Вельяминова. Пробыв в Еленчике двое суток и дождавшись улучшения погоды, государь следующим днем сел на пароход и снялся с якоря, не поднимая своего флага. Солдаты все в лагере кричали «ура!». А когда государь отбыл – войскам сразу отдали приказ о приготовлении к обратному походу за Кубань.

Перед самым выступлением из Еленчика, князь Потемкин навестил Мари-Клер в госпитале. С того самого последнего их разговора на дороге в аул мюридов она не видела его. Возвращаясь в памяти к сказанному, потому сразу же начала первой:

– Простите меня, князь. Я наговорила слишком для того, что и сама сочла бы для себя приличным. Я упрекала вас не по праву…

– Я много думал о ваших словах, Маша, – признался Александр, присаживаясь к ней на кровать. На его парадном мундире блеснул белой эмалью новенький Георгиевский крест. – Скажите, я в чем-то вел себя недостойно в ваших глазах?

– О, нет, нет! – она протестующее покачала головой. – Все то, что мне известно о вас, князь, в высшей степени заслуживает восхищения. И ваша стойкость в сражениях, и та любовь, с которой к вам относятся солдаты и подчиненные вам офицеры. Несмотря на то что мне говорил о вас Хан-Гирей, я не поверила ни мгновения, будто вы когда-то могли дурно обойтись с женщиной, любившей вас… – Черные брови Александра при ее словах слегка приподнялись в изумлении.

– О чем вы, Маша? – спросил он недоуменно.

– О той актрисе из Москвы, о Тане Новиковой, – ответила Мари-Клер смущенно. – Полковник Хан-Гирей сказал мне, что вы покинули ее в весьма затруднительном положении, и она умерла. Но я знаю, вы были ранены и лежали в госпитале в Тифлисе тогда…