Читать «Ангелы падали» онлайн - страница 46
Андрей Юрьевич Агафонов
И, сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
Это написал Франсуа Вийон, французский поэт, вор и убийца, перед повешеньем. Несколько моих знакомых считают эти строчки Вийона лучшими в его творчестве. Один из них сам недавно пытался повеситься…
Все, что связано со смертной казнью, — сырье для магических снадобий (семя и кровь мертвеца, другие детали не обремененного более душонкой трупа) и «черного» веселья. Палач пожимает руку только что обезглавленной жертве, держащей голову под мышкой, как арбуз, — и дружески приговаривает: «Кто старое помянет…» Другой палач, придя домой, роняет на пол с плеч мешок громоздкий. Жена: «Что у тебя в мешке?» — «Да так, халтурку на дом взял…»
Заметьте, что сами заплечных дел мастера не весьма охочи до хохмачества над собственною скользкою стезей. «Записки Сансона», потомственного французского палача, выходом которых в свет возмуіцался Пушкин, нсполнены слогом Жан — Жака Руссо: такой просветительский пафос сквозит в них, такое искреннее желание возвещать «истину, добро и красоту», что становится неловко за человечество: да, мир — театр, да — люди в нем ак–теры, но зачем же ни один не может справиться с собственною ролью? Что за бездарная постановка!
Как же тут не смеяться до слез…
Еіце несколько определений «черного юмора», услышанных мною от разных людей и в разных обстоятельствах:
«Механизм психологической самозащиты от ужаса жизни».
«Юмор, связанный с гибелью или возможной гибелью объекта шутки».
«То, что происходит со мною в последние несколько лет».
«Дети в подвале играли в гестапо…»
«Больной юмор больного существа или больной нации».
Классическая комедия черного юмора «Семья Аддамс» пользовалась в США дичайшим кассовым успехом. Когда персонаж этого фильма раскрывает книгу «Унесенные ветром», его действительно уносит ветром; родители ласково зовут сына «злобным недочеловеком»; супруга Аддамс вяжет колготки для ожидаемого новорожденного, и, судя по конфигурации изделия, ножек у ребеночка будет минимум три… Как у ночного столика…
Все это не только смешно (хотя это очень смешно). Но и страшно. Герой знаменитого романа Джозефа Хеллера «Поправка 22» дискутирует с любовницей о Боге (тоже мне Раскольников! Тоже мне Сонечка Мармеладова!):
— И не уверяй меня, что пути господни неисповедимы. Очень даже исповедимы. Он же постоянно над нами издевается. В эту сторону все его пути и ведут. Ведь, если верить людям, то бог у них — неуклюжий, бездарный, злобный, грубый, самодовольный и тщеславный плебей! Господи, ну можно ли преклоняться перед всевышним, который в своем божественном произволении сотворил мир, где гниют зубы и текут из носа сопли? Что за извращенный и злоехидный рассудок обрек стариков на недержание кала?!
