Читать «Полвека без Ивлина Во» онлайн - страница 9

* * *

Лишь два эпизода из этого посещения Парижа оставили яркое воспоминание.

Один — это зрелище человека на пляс Буво, с которым произошел, должно быть, исключительно несчастный случай. Это был человек среднего возраста и, судя по котелку и сюртуку, чиновник. У него загорелся зонт. Не знаю, как это могло произойти. Я проезжал мимо на такси и увидел его, окруженного небольшой толпой; он продолжал держать зонт в вытянутой руке, отведя от себя, чтобы пламя не перекинулось на него. День был сухой и зонт ярко полыхал в его руке. Я следил за ним в маленькое заднее окошко и видел, как он отпустил, наконец, ручку и отшвырнул зонт ногой в сточную канаву. Тот валялся там, дымясь, и толпа с любопытством пялилась на него, прежде чем разойтись. Для лондонской толпы это был бы отличный повод для шуточек, но тут никто не смеялся и никто из тех, кому я рассказывал эту историю по-английски, не поверил ни единому моему слову.

Другой случай произошел в ночном клубе «Le Grand Écart». Тем, кто наслаждается расцветом «эпохи», тут предоставляется богатая возможность поразмыслить над переменой, которую отразило это выражение, когда Париж Тулуз-Лотрека уступил место Парижу месье Кокто. Изначально сто означало шпагат, — очень трудную фигуру, когда танцовщица разводит ноги все шире и шире, пока не садится на пол, вытянув ноги в стороны. Так La Goulue и La Mélonite — «менады декаданса» — обычно завершали свои па сэль, шаловливо показывая полоску бедра между черным шелковым чулком и гофрированной юбочкой. Нынче такого нет. Нынче это лишь название ночного клуба, выведенное маленькими разноцветными электрическими лампочками, украшенное мотками веревки и зеркальными полотнами; на столиках — крохотные подсвеченные сосуды с водой, где плавают размокшие кусочки желатина, призванные изображать льдины. Сомнительного вида молодые люди в рубашках от Charvet сидели у стойки бара, освежая пудру и помаду на губах, пострадавших от гренадина и crème de cacao. Однажды вечером мы заглянули туда небольшой компанией. Красивая и богато одетая англичанка, которую, как говорится, не будем называть, села за соседний столик. С нею был на зависть приятный мужчина, который, как выяснилось позже, оказался бельгийским бароном. С одним из нас она была знакома, и он, невнятно бормоча, представил нас ей. Она переспросила:

— Как, вы говорите, зовут этого мальчика?

— Ивлин Во, — ответили ей.

— Кто он?

Никто из моих друзей этого не знал. Кому-то пришло в голову, что она приняла меня за английского писателя.

— Я это знала, — сказала она. — Он единственный человек на свете, с кем я жаждала познакомиться. (Пожалуйста, потерпите это отступление: все завершится моим унижением.) Прошу вас, подвиньтесь, чтобы я могла сесть рядом с ним.

Затем она подошла и заговорила со мной.

Рис. Филиппа Жюллиана

Она сказала:

— Никогда бы не подумала по вашим фотографиям, что вы блондин.

Я не знал, что на это ответить, но, к счастью, в этом не было необходимости, поскольку она тут же продолжила: