Читать «Волшебное пение птицы» онлайн - страница 6

Ольга Алексеевна Толмачева

Он вспомнил жену молодой, игривой. Огонь, вихрь!

Прослезившись, вздохнул.

И себя почувствовал не в тарелке: ведь если женщина так изменилась, и не в ту сторону, кто виноват? Он, Алексей Иванович. Не уделял внимания — заросла пылью…

Может, дело какое придумать? В производственный отдел пристроить жену?

И дочка дерзит — растёт, как колючка. Включит музыку, окна дрожат. Выходит, опять виноват: не приучил классику слушать.

А сам Алексей Иванович внезапно Бахом увлёкся. Точно впервые услышал!

Оказывается, все уже сказано. Каждая нотка — на месте. Столько веков назад! А он словно прозрел!

Погрузится в волшебные звуки, слушает… Вдруг ввысь улетит…

Вернётся обратно, и так на душе скверно… Ни красоты, ни гармонии. Столько людей, а вокруг пустота. Пустыня. Печально поймёт: мир несовершенен. А он одинок.

Зато на производстве в нем благоприятные перемены отметили.

Готовься, шеф говорит, к новому назначению.

Жена руками всплеснула, квартиру новую подбирать кинулась. И дочка от уважения ревущую музыку глушит, в наушниках слушает, как громыхает металл.

И только один Алексей Иванович знал цену этим чудесным превращениям. Это все она, Юля! Она волшебница. Будоражила ум, просветляла сознание. Горячую кровь по жилам толкала. Он и ходить–то не мог спокойно, как вихрь, по лестнице мчался, руками в такт сердцу размахивал. Не двигался, не шагал, все время летел.

В пятьдесят лет — открыть Баха! Не чудо? А сколько неизведанного ждало впереди! И не только в музыке!

Платон, Аристотель — философы… «Платон, ты мне друг, но истина дороже…», — как верно сказано! От восторга Алексей Иванович потирал руки. Вот дружба, вот отношения!

Макиавелли — про государство трактат — тоже давно почитать собирался. Может, про устройство общества, наконец, что поймёт. А то вечерами новости смотрит, на экране мельтешение лиц наблюдает, а кто куда, что за чем и где искать виноватых — без Макиавелли не разберёшься. Темно без мыслителя–то.

«Зри в корень», — опять же философ сказал.

Алексей Иванович вдруг почувствовал, что и не жил вовсе. Жизнь вроде как мимо него прошла. То есть они с жизнью параллельно шагали, друг друга не видя.

А теперь…

С трепетом взглянув на Юлю, Алексей Иванович снял с полки Сенеку. Полистал. Словно ему в утешенье, мудрец прошептал, что «никогда число прожитых дней не заставит признать, что мы прожили достаточно». Одним словом, все ещё впереди, обрадовался Алексей Иванович.

— А вы Сенекой интересуетесь? — переминаясь с ноги на ногу, спросил у Юли.

— Сенека за двести рублей в мягком переплёте. Избранное. А здесь — полное собрание. Это дороже, — указала на полку и в журнал отвлеклась. Биографию Кристины Агилеры изучала.

Ах, Юленька! Ах, проказница! В её присутствии Алексей Иванович был по–прежнему робок, но чувствовал себя свежо, молодо. Все время хотелось острить. Не всегда, к слову сказать, смешить получалось — из–за той же робости. Но возможности были — в себе был уверен. Потенциал был.

Их встречи были непродолжительны, мимолётны, но Алексей Иванович не оставлял надежду привлечь, чем–нибудь удивить Юленьку — и не только глубокомысленной фразой, почерпнутой у классиков.