Читать «С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы» онлайн - страница 32

Лев Владимирович Шаховской

Движение отряда в гору в особенности затрудняли два громоздких орудия, отбитые нами у турок под Ени-Загрой. Эти орудия были первыми направлены в гору и задерживали движение остальной артиллерии. Гурко приказал сбросить их в пропасть. Приказание было исполнено в точности, но солдаты неохотно расставались с трофеями битвы под Ени-Загрой.

– На что кидать-то, – говорили они, – дотащили б на руках, полегоньку…

* * *

Перевал отряда через Малые Балканы в долину Тунджи был крайне тяжелый. Необходимость заставила выбрать ближайшую дорогу, чтобы возможно скорее уйти от армии Сулеймана и занять выгодные позиции на высотах Больших Балкан. Но зато эта ближайшая дорога оказалась на деле не дорогой, а совершенным бездорожьем. Еле заметная тропа близ селения Далбока вела на высокую и крутую гору, на которую взбирался отряд в течение целого дня 20 июля, начав подъем с 5 часов утра и окончив его к 8 часам подъема. Спуск с гор в долину Тунджи был не лучше подъема. Тут дорога проходила по ложу горных потоков, прорывших себе путь между каменистыми глыбами, поросшими мхом и кустами. Этот путь, сдавленный с двух сторон скалами, был местами до того тесен и узок, что телеги и артиллерия еле-еле умещались на нем, кроме того, он весь был завален крупными каменьями, от которых жестоко страдали наши раненые. Раненых везли в телегах под шатром сплетенных над телегами древесных сучьев. Телеги были длинные, неуклюжие. Поминутно их огромные колеса взбирались на большие камни и с одних камней срывались на другие. Раздирающий душу вопль раздавался при каждом толчке телеги, и стон раненых не умолкал ни на минуту на всем протяжении спуска. Раненые страдали невыносимо. Целый день им приходилось тащиться по этой адской дороге, так как движение с горы вниз совершалось с той же медленностью, что и подъем накануне. Телеги то и дело застревали между камней или же не могли двигаться дальше вследствие тесноты пути. Надо было расширять дорогу и разрабатывать ее кирками и лопатами, что постоянно задерживало движение отряда. Ко всему этому присоединялась еще палящая жара: жгучим огнем дышали вокруг раскаленные скалы. Напрасно солдаты нежно заботились о раненых, поддерживали телеги на руках, делились с ранеными последними каплями воды в манерках – до десяти человек раненых не вынесли этой дороги и умерли на пути.

Гурко следовал весь день в хвосте отряда и только к вечеру стал обгонять колонны, рассчитывая остановиться на ночлег в тот день в долине Тунджи. Она развернулась перед нами снова – эта роскошная долина, при последних лучах солнца, спрятавшегося за грандиозные цепи Больших Балкан. Ее журчащие ручьи, богатства зелени и деревьев, усыпанных сочными плодами, нежное синеватое освещение приветствовали нас, измученных палящим зноем, воплями и стонами раненых. Как будто эта чудная долина манила нас к себе на покой и на отдых! Авангард отряда уже спустился в долину. Мы обогнали его. Солдаты шли в ногу, бодро, распевая песни. Знакомая им долина, видимо, вливала и в них свежие силы. Так недавно еще они победоносно проходили по ней от Хаинкиой до Казанлыка, от Казанлыка на Шипку… Они шли теперь, хором распевая песню, не знаю, когда и кем сочиненную, очевидно, для болгарской дружины. Напев ее был заунывный, слова ее были грустные, хотя солдаты переводили ее поминутно на веселый лад: