Читать «Описание путешествия в Москву Николая Варкоча, посла Римского императора, в 1593 году» онлайн - страница 7

17 того же месяца отправились из Пнева рано, и в 2 милях оттуда переезжали Днепр на паромах. При переправе впадает в эту реку другая, называемая Вопью. Дальше тоже ехали в одну кормежку до Дорогобужа; это город, лежащий на небольшом возвышении и весь деревянный; при нем крепость плохой постройки, и течет вышеназванная река Днепр: здесь второй ям. Сделали 10 миль.

18 сентября ехали оттуда опять в одну кормежку до ночлега в городе Колпите, где третий ям. Сделали 6 миль.

19 того же месяца ехали в одну же кормежку до ночлега в Вязьме. Это большой город, в котором много монастырей и церквей, но все они деревянные; лежит на реке Вязьме; тут четвертый ям. Сделали 6 миль.

20 того же месяца простояли там.

21 сентября ехали в одну кормежку до ночлега в Заборье, деревне, лежащей на реке Коке; там пятый ям; ехали 6 миль.

22 сентября ехали в одну кормежку до ночлега в деревне Слободе, в которой шестой ям; сделали 8½ мили. Тут взяли мы последних почтовых лошадей, которые везли нас до города Москвы. Эта деревня лежит близ города Можайска и довольно большая; в городе есть крепость и много церквей, но все строения деревянные, кроме монастырей и церквей, которые каменные. Город лежит при двух порядочных реках: Москве и Можайке. Когда г. посол изъявил нашим приставам желание остановиться в городе, поскольку ему несколько нездоровилось, они отказали в том, говоря, что не имеют на то никакого приказания от великого князя; к тому же это священный город, в котором у них есть святой – Николай. Наши спросили одного из провожавших нас бояр, почему этот город считается священным? Он отвечал, что у них тут в крепостной церкви деревянный образ их святого Николая, которому не одни жители Можайска делают приношения, но и народ со всей страны ходит туда на богомолье и для жертвований Николаю, да и сам великий князь каждый год жалует вклад сему святому. У кого заболит рука, нога или другой какой член тела, тот человек, как бы ни жил далеко, приходит в Можайск, прикасается к святителю Николаю и от того выздоравливает. Другой рассказал о своем Николае вот что: однажды великий князь велел принести его образ в город Москву, чтобы не ходить к нему всякий раз далеко; вот вечером и поставили образ в Москве в одной церкви, а на другой день он опять стоял на своем месте в крепостной церкви в Можайске. Сказывают также, что однажды в Можайске был пожар, и святой их Николай бежал от огня, сделал было уже добрую часть пути, когда они погнались за ним, догнали его и опять отнесли в крепостную церковь, где он находится и поныне. Они говорили много подобного о Николае. Однако ж это невозможное дело.

24 того же месяца мы ехали 8 миль в одну кормежку до деревни Кубинское.

25 ехали 7 миль в одну кормежку до деревни Мамоново.

26 остановились там. Немецкий переводчик, ливонец Георг Мейнертс, пришел к нам от великого князя и доложил, что на другой день нас введут в Москву.

27 мы выехали из Мамонова около полудня и, сделав 3 мили, были уже в Москве. Но перед тем, как нам въехать в Москву, невдалеке от этого города мы переправились сначала на пароме через реку Москву, довольно большую и судоходную, а на том берегу подвел к реке подконюший великого князя 12 оседланных коней, на которых должны были въезжать г. посол, его дворяне и некоторые из его прислуги. Лошади г. посла и сопровождающих его красовались в золотых нашейниках и в прекрасной сбруе. А как только мы взобрались в гору, там стоял князь по имени Семен Григорьевич с бесчисленным множеством конницы, в коей очень многие лошади были убраны в золотую парчу, в золоченые и серебряные нашейники. На князе, который принимал нас от имени великого князя, была золотая парчовая ферязь с вышитыми по ней жемчугом какими-то изображениями. После приема нас провели через первую обводную стену города, деревянную и выстроенную только 2 года тому назад, а потом очень длинной дорогой в средний город, за другую стену крепкой каменной постройки до монастырского подворья Святой Троицы, где нас и поместили. Вышеназванный князь, принимавший нас от великого князя, вместе с другим, Андреем Михайловичем Nacirokow (?), назначены были нам в приставы, да еще тотчас же дали двух переводчиков, одного поляка, разумевшего также по-латыни, и вышеупомянутого Георга Мейнертса.