Читать «Королевство Уинфилда» онлайн - страница 74

Марина Ниири

* * *

Когда свет погас, на сцену вышел юный Кромвель в сопровождении двух будущих цареубийц, Джона Брэдшоу и Томаса Гаррисона. Это было первой исторической неточностью. На самом деле мятежники познакомились только в зрелом возрасте, но Уинфилд, больше заинтересованный в поэтическом символизме, чем в исторической достоверности, решил сделать их друзьями детства. Ему казалось, что так будет внушительнее. Юноши спорили, где будет безопаснее переждать метель – в лесу или на пустынном берегу. Кип играл роль Брэдшоу, а Тоби Лангсдейл – Гаррисона. Первым заговорил Брэдшоу.

– Я всё это время отмечал дорогу. Каждые десять шагов я отрываю пуговицу от камзола и бросаю на землю. Они из меди и блестят при луне.

– Вот болван! – упрекнул его Кромвель. – Теперь ты не найдёшь свои пуговицы. Их давно замело снегом. Угораздило же меня попасть в компанию мудрецов! Мы точно три слепые мыши.

Последние слова Кромвеля служили намёком на трёх дворян-протестантов, которых казнила Мария Первая, получившая в народе прозвище Кровожадной Мэри. Зрители уловили мрачный юмор, если не сразу, то когда Уинфилд запел всем известную детскую частушку:

Three blind mice, three blind mice,See how they run, see how they run.

Брэдшоу и Гаррисон дружно присоединились.

They all ran after the farmer’s wife,Who cut off their tails with a carving knife,Did you ever see such a thing in your life,As three blind mice?

На сцену вышла Диана. Трудно было сказать, что именно она изображала. В сущности, она играла саму себя – разбойницу, волчицу, лесную богиню. На ней была серая накидка из мешковины, которая могла сойти и за мантию жрицы, и за волчью шкуру. Чёрные перчатки придавали рукам сходство с лапами дикого зверя. Устремив взор на жёлтую лампу, служившую луной, она пела на ломанном гаэльском под шведскую мелодию. Эта ария была совместным творением Ингрид и Бриджит, которые неожиданно проявили интерес к постановке.

Ян Лейвери играл на скрипке за кулисами, путая ноты. Даже его нелепый аккомпанемент не сбил Диану. Она продолжала петь ровно, глядя на лампу. Её голос оказался сильнее и более развитым, чем её тело.

Из-под серой накидки она достала топор, поднесла его к свету, чтобы все видели, и вдруг со всего размаху вонзила в ствол дерева. Этот смелый театральный жест заставил зрителей вздрогнуть. К счастью, лезвие топора было не слишком острым, а древесина оказалась мягкой. Диана отступила на несколько шагов и обратилась к трём ошeлoмлённым друзьям, уже на английском: