Читать «Королевство Уинфилда» онлайн - страница 34

– Не слишком безобразно. Я ожидал, будет хуже, если учесть, что это была моя первая операция и ты совершенно не следовал моим указаниям. Твои раны долго заживали, точно у аристократа. Теперь мне придётся отречься от теории, что у дворян плоть нежнее, чем у бедняков. Я всегда считал, что плебейская кровь горячее, сильнее. Я чуть было не написал эссе о процессе заживления мягких тканей у представителей различных социальных кругов. Но главное, что ты выжил, и мне не слишком стыдно за свою работу. Все девчонки будут лезть к тебе, чтобы потрогать твою физиономию и послушать твои истории. Женщин привлекают боевые увечья. Моя беда в том, что я до неприличия ординарен и предсказуем. У меня нет ни шрамов, ни страшных историй. У меня даже воображения не хватает придумать про себя что-то интересное. Но тебе, мой мальчик, не нужно выдумывать небылицы. В твоём случае правда похлеще выдумки. Да ты сам ходячий кошмар! Те, кто не убегут от тебя с визгом, последуют за тобой. По крайней мере, ты таким образом отсеешь слабонервных.

В тот день Том сказал мальчику больше добрых слов, чем на протяжении всех последующих пятнадцати лет. Он жалел, что его бывшие коллеги из Кембриджа не могли увидеть его шедевр. Они были бы потрясены такой тонкой работой, выполненной безо всякой подготовки, при наличии самых примитивных инструментов, которые пролежали в ящике без употребления около десяти лет, и всего лишь нескольких капель опийной настойки для анестезии.

Девочка, которая, по словам Тома, не должна была прожить и дня, всем на удивление дожила до подросткового возраста. Том назвал её Дианой, потому что это было первое имя, которое ему взбрело в голову. За ним не крылось решительно никакой символики, если не считать того, что Том предпочитал латинские имена англо-саксонским. Он полгода выбирал имя для своего сторожевого пса, потому что это был действительно серьёзный вопрос. С девочкой всё было намного проще. У Тома не было времени церемониться. Он просто не хотел, чтобы она умирала безымянной. Но она выжила. И это сорванное с потолка имя ей подходило.

Достаточно представить себе маленькую разбойницу из «Снежной королевы» в шестнадцать лет. Хмурое бледное лицо, наполовину скрытое тёмными прядями, которые девушка так и не научилась укладывать. На впалых щеках, поджатых тонких губах, голубоватых веках и кончиках ресниц лежала тень бунтарской меланхолии.

Это лицо, несмотря на болезненный цвет и враждебное выражение, было по-своему привлекательно. Виктор Гюго с его пристрастием к готике преклонялся перед бледными брюнетками с торчащими ключицами и тёмными кругами под глазами. Он возвёл тщедушие в культ. Увы, в Англии царили более прагматичные взгляды и здоровые вкусы. То, чем восторгается пресыщенный француз-эстет, вызовет лишь недоумение у рядового англичанина.

Разумеется, о красоте Дианы никто не заикался, да и сама она над этим не задумывалась. В гостинице было всего одно зеркало, и девушке не приходило в голову в него взглянуть. Нельзя сказать, что она поднялась выше женского тщеславия. Это тщеславие в ней попросту некому было пробудить. У неё не было ни матери, ни сестёр. Она выросла среди мужчин, и все женские хитрости были ей чужды. Диана носила одну и ту же юбку из грубой шерсти и мужскую рубашку с закатанными рукавами, перевязанную на талии кожаным ремнём. От некоторых словечек, слетавших с её уст, покраснели бы даже матросы.