Читать «Кубанские зори» онлайн - страница 48

Пётр Ткаченко

СУПРЯГА

Имя человеку никогда на Руси не давалось произвольно, но сообразуясь с общим мировым и народным порядком, не иначе как заглядывая в святцы. Потому имя и оказывается столь тесно связанным с его судьбой. Даже произвольно данное, оно все же обладает таинственным и магическим свойством влиять на судьбу человека. То же самое происходит и с фамилиями, которые образовывались самыми причудливыми и прихотливыми путями. Человек обычно всей своей жизнью подтверждает смысл своего имени.

Федор Васильевич Супряга, как впоследствии и его дети, оправдал свою фамилию полностью. Ведь Супряга — значит совместная работа, взаимопомощь, чуткость и отзывчивость. Жил он на хуторе Кирпили. В молодости служил в Тифлисе. Тогда к нему и приезжала его жена Татьяна Ивановна. Сохранилась фотография, сделанная там же. На эту фотографию невозможно и теперь, спустя век, смотреть без восхищения и некоторой зависти. Сколько человеческого достоинства, сколько уверенности в самом виде Татьяны Ивановны, стоящей подле мужа своего…

После службы отец отделил Федора Васильевича в станицу Гривенскую. Купил сыну подворье, снабдил всем необходимым для хозяйства. Там его, урядника, избрали атаманом станицы. Он атаманствовал и вел хозяйство, а Татьяна Ивановна занималась детьми. А нажили они их восемь душ: старший Александр 1899 года рождения, Петр, Антонина, Дмитрий, Екатерина, Андрей, Николай, Дарья…

Федор Васильевич завел в Гривенской большой сад. А еще он любил цветы, поэтому все подворье было усажено сиренью.

Остатки его сада сохранялись до Великой Отечественной войны. Внуки еще помнят, как во время войны в саду маскировались пушки, катюши, а солдаты рубили яблони на дрова.

Федор Васильевич и Татьяна Ивановна в очень пожилом возрасте умерли почти одновременно, когда в 1920 году красные подходили к Гривенской. Умерли, как вспоминает теперь внук, от переживаний за детей своих. Их сирень отцвела как-то нежданно и быстро…

В августе 1920 года Александр Федорович Супряга, понимая всю опасность, грозящую ему, как сыну атамана, решил уйти в отступление. Зануздал коня, одел казачью форму и зашел в хату, попрощаться со своими малыми детьми. Но дети, догадавшись в чем дело, подняли крик. Со слезами вцепились ему в ноги, спрашивая: зачем ты нас бросаешь? Плача, умоляли его, не оставлять их одних. И тут дрогнуло сердце Александра Федоровича. Он снял форму, разнуздал коня. Форму и оружие спрятал в сарае, а на дверях хаты написал мелом, крэйдой: «Осторожно — тиф!» Сам упал на пол в хате и долго лежал неподвижно, неизвестно о чем думая.