Читать «Кубанские зори» онлайн - страница 206

Пётр Ткаченко

Теперь этой балки нет, остались лишь ее странное имя да предания, цветущие вокруг. Сейчас там — пруды рыбхоза. Может быть, я и не стал бы собирать и записывать эти предания, большей частью печальные, если бы вдруг с удивлением не заметил, что балка эта, несмотря на то, что ее нет, как бы существует, обернувшись совершенно непредсказуемым свойством.

Если на ранее издаваемых картах Кубани Косатая балка была почему-то помечена как «Косотая», то есть ее имя не было распознано, то на картах последнего времени ее и вовсе не оказалось. Причем на картах очень подробных, где помечен даже какой-то еричек-канальчик Вырвыхвист. Словно не было вовсе и всего того, что происходило когда-то на ее берегах, словно не было и той человеческой жизни, которая здесь кипела. Когда я это обнаружил, то окончательно уверился, что предания, витающие здесь, надо собрать обязательно, ибо не может оставаться в истории народа вытоптанных периодов жизни. Это когда-нибудь скажется, так же, как не может устоять жилище, если в основании выбит хотя бы один кирпич. Собирать, извлекать из забвения людей, которые здесь жили, людей красивых, пребывавших в полном согласии с миром. Каждый человек, пришедший однажды в этот мир, имеет святое право на память о себе…

Некогда вокруг Косатой балки были станичные земельные наделы — царэны, кипела богатая жизнь. Потом, после прогрессивных революционных преобразований, все пошло прахом, и долго еще полуразрушенные саманные стены с облупившейся побелкой, одичавшие виноградные лозы да пестрые мальвы на развалинах напоминали о миновавшем…

Здесь думается о бренности бытия, о быстротечности человеческой жизни, о нашей беспомощности перед ее неповторимостью и невозвратностью. На этих родных развалинах ни в какое бессмертие душ не верится. Но сама мысль о бессмертии делает человеческую жизнь иной. Не потому, что оно есть как таковое в нашем его жалком земном понимании, а потому, что без веры в него все наше земное существование становится бесцветным и бессмысленным.

Один из станичников на просьбу рассказать о Косатой балке сказал так: «Она ведь всех нас спасла, во всяком случае многих из нас. Во время голода тридцать третьего года, да и в сорок седьмом году, рыбой из Косатой балки люди только и спасались».

Да и не только рыбой. Мама моя рассказывала, как они с отцом, молодые, только поженившиеся, пережившие великую войну и чудом на ней уцелевшие, ходили на Косатую балку копать корешки рогоза, чтобы не погибнуть от голода.

Другой станичник, говоря о ее нынешнем состоянии и положении, прямо-таки озадачил меня, сказав, что она всех погубит… Зайдя к нему во двор, я увидел новую, просмоленную бай-ду, большую лодку. Но, поскольку живет он вдали от воды, от ерика, это меня удивило, и я спросил его, зачем ему байда?.. Ответил он не сразу, а лишь после нескольких рюмок. Дело, как он полагал, в том, что, построив пруды на месте Косатой балки, преградили тем самым естественный сток вод в лиманы и далее — в море. А потому, рано или поздно, в какое-либо весеннее половодье станицу может затопить, и все мы, как он выразился, поплывем, как пауки… Так что это вовсе и не байда, а ковчег… Когда, мол, придет время — всякой твари по паре и… Люди ведь не думают о своем спасении, — закончил он.