Читать «Христос и духовный мир» онлайн - страница 5

И тогда следовало бы поднять взор к другим мирам и почувствовать, что только над Деваканом восходит Звезда к более высокому духовному миру, из которой как сила излучается то, что имеет ценность также и в этом мыслительном мире греко–римской древности. Тогда чувствуешь себя здесь, на Земле. Сперва почувствуешь себя здесь удаленным от современного мира, перенесенным в греко–римский мир с его излучениями в остальные области Земли того времени, скажем, до Мистерии Голгофы. Но как только дают воздействовать на себя впечатлению духовного мира, возникает еще расположенная над Деваканом Звезда — я говорю символически — духовная сущность, о которой говоришь себе: «Да, и то, что ты переживаешь в изолированности мысли и в возможности того, что мысль приобрела такую углубленность, как во время начала нашей эры, это следствие лучей, исходящих из этой Звезды в высшем духовном мире». — И тогда получается ощущение, которое сперва ничего не знает о том, что является исторической традицией Мистерии Голгофы, ощущение, которое можно выразить так: «Да, вот ты стоишь здесь с греко–римским миром идей, с тем, что Платон и другие могли внести в общее образование человечества, что они перенесли в души», — со всем этим стоишь ты и чувствуешь себя внутри этого живым. А потом ты ожидаешь — ты ожидаешь поистине недаром, потому что тогда всплывает наружу, как глубоко в подосновах духовной жизни находится Звезда, ниспосылающая свои силовые лучи, и о которой ты смеешь сказать: «Все то, что ты только что пережил, есть действие этих силовых лучей». Это можно испытать. Когда испытываешь это, еще ничего не было сказано себе о какой–либо традиции, а непредвзято искали причины того, что произошло в греко–римском мире. Но также было познано, что три мира отделяют нас от понимания настоящей основы тогдашнего мира.

И тогда можно начать присматриваться к тем мыслителям, которые в то время пытались по своему понять этот перелом. Даже во внешней науке настоящего времени начинают понимать, что в это переходное время, с которого мы начинаем наше летоисчисление, жили религиозно–философские гении. И они нам лучше всего проявятся, если присмотреться к тому, что изживается в гнозисе. Хотя о гнозисе говорят самым разнообразным образом, внешне его знают чрезвычайно мало, но все же уже из внешних документов можно составить себе понятие о его бесконечной глубине. Мы будем говорить о нем лишь, поскольку он имеет значение для нашего рассмотрения человечества.

Прежде всего, мы можем сказать, что гностики испытывали ощущение того, о чем мы только что говорили, что причины того, что произошло во внешнем мире того времени, надо искать в далеко отстоящих мирах. Это сознание перешло на других, и мы видим, как оно просвечивает в том, что мы можем назвать теологией Павла, а также и в некоторых других проявлениях. Но тот, кто в настоящее время углубляется в гнозис того времени, испытывает очень большие затруднения в его понимании. Наши души стали слишком восприимчивы к тому, что вызвало в них материалистическое развитие последних столетий, они заражены им. Прослеживая ход развития мира, слишком много думают о мировой туманности Канта—Лапласа, о чем–то чисто материальном. И даже те, кто ищут более духовного воззрения на мир, они, оглядываясь на древнейшие времена, думают об этой мировой туманности или о чем–то подобном, и все же эти люди в настоящее время, даже самые одухотворенные, чувствуют облегчение, когда с них, так сказать, снимается забота о том, чтобы и в прадревние времена мирового развития Космоса искать и находить духовное. Они испытывают большое облегчение, когда, исследуя первопричины мироздания, они могут сказать себе, что то или иное тонко–вещественное внешнее существовало тогда, и из него развилось все духовное наряду со всем физическим. И нам часто встречаются души, которых духовное изыскание вполне утешает, когда они могут поставить материалистические исследования в начале зарождения Космоса, какие–нибудь абстрактные понятия о какой–то газообразной формации. Именно вследствие этого так трудно перенестись в мысли гнозиса, потому что гнозис поистине ставит прежде всего в качестве исходной точки своего мировоззрения все, что только не напоминает о материализме. Мыслитель, крепко увязший в современном образовании, не сможет удержаться от легкой усмешки при предположении, что он, по смыслу гнозиса, может подумать, что мир, в котором он находится, который он чудно объясняет своим дарвинизмом, что этот мир, по мнению гностиков, не имеет ничего общего с тем, что поистине представляет собой первопричины нашего мира. Он усмехнется при предположении, что он может подумать. что первопричина мира находится у той Мировой Сущности, до Которой вообще понятия сперва не доходят, не доходит ничего из того, чем ныне пользуются для понимания мира. В Божественном Праотце покоится то, что можно назвать основой мира, и как бы исходя из Него, рядом с Ним, только находится то, к чему душа может проникнуть, когда она, отстраняясь от всех материалистических представлений, лишь немного ищет своего глубочайшего: Молчания, бесконечного молчания, в котором нет еще ни времени, ни пространства, а только Молчание. На этих двух, на Праотца Мира и на Молчание, взирал гностик, и затем он как бы выводил из сочетания Праотца с Молчанием другие, следующие — их можно одинаково назвать как Мирами, так и Сущностями. И из них опять другие, и снова другие, и так на протяжении 30 ступеней. И лишь на 30‑й ступени стоит то, что представляется нашему современному сознанию и что дарвинизм так прекрасно объясняет согласно этому современному сознанию. Оно стоит лишь на 30‑й ступени, собственно на 31‑й, ибо 30 таких сущностей, которых можно одинаково называть как Мирами, так и Сущностями, предшествуют этому миру. Для этих 30-ти предшествующих нашему миру Сущностей, или Миров, обычно применяют выражение Эон.