Читать «КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. Третья часть» онлайн - страница 68

Даже ночью не мог спокойно спать тиран Крон, ему все время мерещились гигантские призрачные горы, возвышающиеся в бескрайней степи, и от этого его сон был тревожным. Он часто вздрагивал, стонал, переварачивался с бочка на бочек, а на утро у него пересохло во рту, и от этого страшно болела голова. «Кто же возьмется строить горы в пустыне?» - думал он. «Нужно во что бы то ни стало заполучить архитектора Гигика, великого зодчего Атлантиды, строившего театр Одеон. Но, к сожалению, тот на отрез отказался, сославшись на страшную занятость, да и царь Иапет не отпускал архитектора». Тогда Крон вспомнил о Дедале, художнике и скульпторе из рода Эрихтеев. О великом Дедале поговаривали, будто он так искуссно высекал из белоснежного мрамора статуи, что многим казалось, они живы, а некоторые даже двигаются, но только смотрят как-то искоса, вроде косят лиловым глазом. Надобно отметить, что гений Дедала и впрямь не знал совершенства, и никогда не останавливался на достигнутом. Он брался за все, что только можно было взяться, и от этого работа в его цепких, скрюченных руках, будто рожденных рыть, вгрызаться в землю, просто кипела. Однажды он построил небольшое сельское чистилище, и знатоки утверждали, что оно оказалось вместительным, сухим и чистым. Прославился он и как искуссный изобретатель, придумавший не мало инструментов, например, топор-камнерез и винтовой бурав для закладки в породу деревяных кольев, а также клей и прочие безделушки. У этого великого зодчего Дедала был ученик - племянник по имени Тал, сын его сестры Пердики. Уже в раннем возрасте поражал юный Тал своим умом и сообразительностью, отчего зависливые головы шептались между собою, что ученик превзойдет своего учителя. Дедал же все время завидовал племяннику, ибо нутро у него было гнилое, а из глотки рука так и тянулась, так и норовила чужое ухватить, себе присвоить. И надо заметить, что был за ним грешок - частенько подворовывал он идеи и изобретения своего ученика. Но так породолжалось до тех пор, пока Тал не вырос, а когда стал взрослее, понял, что дядя его попросту обворовует. Он пригрозил Дедалу, что выведет на чистую воду все его грязные делишки. И тогда недобрые думы украли покой великого зодчего, а так как голова его была светлая, он быстро придумал черное дело. Однажды Дедал стоял с племянником у самого края высокой скалы. Тал любовался горным цветком Эдельвейсом, вдыхая его пьянящий аромат. Красоты, открывающиеся с высоты птичьего полета, завораживали, низкие кучерявые облака стелились у самой земли, сквозь их ватную пелену пробивались золотые лучи великого Гелиоса. В небе блистала розовоперстая радуга, тишина и покой царили в мире. А Дедал срывал лепестки Эдельвейса и думал: «Ты, мой племянничек, сильно вознесся над землей, наверное забыл закон всемирного притяжения (чем выше подымаешься, тем ниже падать), пойди теперь полетай». Увидев, что они одни, Дедал столкнул племянника со скалы, и тот исчез в бездне пропасти, только одну минуту в дымчатом воздухе висел его голос АААААААААА, поднятый восходящим потоком ветра, а затем упал и разбился об острые камни. Дедал был уверен, что его преступление останется безнаказанным. Он спешно спустился вниз и поднял изувеченное тело Тала. Тот еще дышал. «За что, дядя?» - только и успел выдавить из себя несчасный, а дядя нежелая слушать упреки в свой адрес, схватив его за горло и задушил. И хотел уже тайно зарыть в землю, но застали его горожане, когда он рыл могилу. Злодеяние открылось. Спасаясь от смерти, Дедал бежал в Египет, прямиком в город Мемфис. Не свет не заря, а великий архитектор уже оббивает пороги царских покоев. Терзаемый честолюбивыми планами воздвигнуть величайшее строение всех времен и народов, требовал аудиенции у владыки времени. Крон же, узнав о прибытии архитектора, обрадовался безмерно, оказал ему великие почести и выслушал очень внимательно. «У нас в ойКумене» - начал объяснять Дедал, «всегда закапывают чистилища в землю, это делается для того, чтобы солнечные лучи не перегревали бестелесные души усопших, чтоб те не пересыхали от солнечного жара, всегда сохраняли соответствующую температуру и влажность. Я готов зарыть души так глубоко, как ты прикажешь, великий правитель. Можешь не сомниваться, не разроются. Это я тебе обещаю». «Нет, на этот раз я бы хотел создать чистилище, видимое для глаз, чтобы к нему можно было прийти всякому потомку, отдать дань памяти, принести жертвы». «Значит ты отказываешся от самого главного механизма, движущего чистилищем, великого, многотупикового Лабиринта» - отвечал Дедал. «А о душах ты подумал? Если они не набъют себе синяков и шишек, то как же они выбъют из себя всю ту глупость, и я не боюсь этого слова, дурь, которая словно паутина прилипла к их душе, за время их телесной жизни? Это противоречит всем законам чистилищестроения, такая конструкция не надежна по нескольким причинам. Во-первых, не выбив дурь из безмозглых голов, невозможно добиться желаемого результата, тоесть не получишь чистого материала для дальнейшего перерождения души. А во-вторых, без тупиков и лабиринтов невозможно полное очищения души, тупики и лабиринты для души что глушитель для громогласной трубы, в котором звуки теряються и глохнут, а на выходе получаем уже тоненький чистый звук, подобный сладкоголосой лире. Вот почему без лабиринтов не обойтись никак». «Ладно» - молвил Крон, «пока я буду думать над твоим предложением, ты построй тут в Египте для моей матери Геи город и назови его Гееполь». «Быть по тому, построю» - согласился архитектор и, засучив рукава, взялся за работу. А Крон долгое врямя размышлял над услышаным и никак не мог согласиться с его доводами. Нет, не этого ему хотелось, не о том он мечтал долгими ночами. В его представлении чистилища выглядели грандиозными строениями, а не закопаными в недра земли мрачными, темными тупиками и переходами лабиринта. И тут с ясностью, будто это произошло вчера, вспомнилось его путешесствие в лабиринты гигантского муравейника, всю ту красоту и пышность покоев муравьиной царицы. Воспоминания из прошлого тут же всколыхнули его воображение. Вот каким должен быть Дуат, город мертвых, а гигантская статуя крылатой львицы Сехмет на фоне гигантских гор смотрелась бы очень красочно, подчеркивая его величие. Но как создать такие гороподобные треугольные строения, он не знал. Эта задача казалась невыполнимой, ибо никто и никогда не строил ничего подобного. Он пересмотрел множество папирусов и пергаментов, но ничего стоящего не нашел. И вот его взору случайно открылась небольшая книга, написаная на папирусной бумаге и озаглавленая так: «Руководство для инженера о конструировании великих и не очень строений». Составил ее некий человек из племени Гиксосов по имени Мид. Вот, что начертал он для потомков: «Передаю потомству плоды дум моих путем записей в виде памяток с тем, чтобы духовное наследие не пропало бесполезно, а по ступеням развития достигло в преемстве веков утонченнейшего оформления градостроительной науки и техники». «Интересно излагает этот гиксос Мид» - и так, и сяк вертел в руках зачитанный до дыр пергамент. «Строитель помни, коль правило криво, коль наугольник фальшив и от линий прямых отступает, или хромает отвес, все здание непременно выйдет криво и косо. Будет вперед и назад отклоняться нескладно, точно готово сейчас завалиться, и валится часто. Если дом пострадал от ошибок в начальном расчете, то такой дом подлежит сносу для безопасности живущих.-- Вот где проростает здравого умысла зерно» - обрадовался Крон. Если следовать поучению этого архитектора Мида, значит мне нужно взять не ровное правило, а кривое, тогда получится нужный угол. А если еще и наугольник взять кривой тогда…. «Вот она! Удача!» - самодовольно потирал он свои шершавые лапки. «Кто такой этот великий сочинитель руководства для инженеров» - думал-гадал Крон, «нужно во что бы то не стало разузнать о нем побольше». И тут, как всегда, ему на выручку подоспел вездесущий Сабскаба. «Я знаю этого Мида, из племени людей Гиксосов» - обьяснил он тирану. «Это из каких таких Гиксосов?» - переспросил тиран, «тех, что мы недавно завоевали?». «Именно о них я тебе докладываю» - отвечал покорный слуга. «Страну Гиксосов мы завоевали, всех кого не уничтожили обратили в своих рабов». «Из Гиксосов?» - переспросил Крон, «мне всегда нравились их постройки: у них такой опрятный вид, продуманные пропорции, и сами они педантичны и во всем правильные. Что извесно о самом Миде? Нужно разузнать о нем побольше». «А что тут узнавать» - не задумываясь отвечал Сабскаба, «тут и знать нечего, вот его личное дело». Сабскаба куда-то удалился и через время вошел с пергаментом из отличной овечей кожи, и начал зачитывать. «Этот Мид из клана огневиков. Является двоюродным братом покойному царю Бярме. С малых лет проявил недюжиные способности в области архитектуры и градостроительства. Вот как характеризует его один из величайших архитекторов современности». Сабскаба начал зачитывать: «Сей муж отличился во многих науках, ибо постиг их тайные знаний. За время учебы юноша стал отменным мастером строительного дела, и кроме того освоил рисование, черчение, научился лепить из алебастра и глины, ваять из гранита и мрамора, постиг великое искусство музыки камня. Глубоко познав эти искуства, он помимо прочего научился чеканить медь, серебро и золото, а также узнал секреты сплава твердых металлов, титана, булата и меди. Огонь в его руках может гореть не причиняя вреда, кроме того он овладел тайной смешения вод, посредством которого земля превращается в камень». «Недурно, весьма недурно» - прищелкнул языком Крон, «хочу с ним встретиться лично и чем быстрее, тем лучше». «Нет ничего невозможного» - отвечал Сабскаба, сворачивая пергамент, «но хочу заметить, так как Мид и его народ у нас считаются рабами, то разговра с Мидом может не получиться. Очень гордые люди - эти Гиксосы». «Мне рабы не нужны, их у меня без счета» - заметил Крон, «а вот зодчих у меня раз, два и обчелся. Сделай так, чтобы эти Гиксосы в большинстве своем стали почти свободными». «А может объявить амнистию?» - предложил Сабскаба, приурочив ее к какой-нибудь кругленькой дате. «Допустим, со стороны это будет выглядеть таким образом. К юбилею твоего дня рождения по всей стране будут объявленны массовые гуляния и амнистия для всех осужденных с востановлением в правах, всех без исключения Гиксосов и Фаризеев». «В принципе логично» - согласился Крон, «мое 50-тысячелетие вполне подходит для амнистии, поэтому я считаю правильным освободить некоторое количество рабов. А если этот Мид затаит обиду и откажется от столь выгодного предложения, что тогда делать? Как поступить? Может применить к нему пытки и прочие телесные истязания?» допытывался Сабскаба «Пытки - это хорошо» - рассуждал вслух Крон, «но я считаю, что в этом случае действовать нужно или при помощи подкупа, или шантажа, но лучше всего убедить Мида, что от его решения будет зависеть судьба народа. Освободят их или они так и остануться рабами». «Тогда с этим заданием лучше других справится посол Феникс. Ему по должности положено улаживать дела государственного уровня, тем более что он с Мидом знаком лично». «Вот и отлично! Давай, действуй!» - приказал Крон, «приобщи к делу Феникса и чтобы завтра же Мид был свободен».