Читать «КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. Третья часть» онлайн - страница 28

В тот год весна и вправду выдалась ранняя, пригревало солнышко, отступили лютые морозы, растаяли снега, снова на земле воцарилось тепло. Стало солнышко красное землицу студеную пригревать, стала трава-мурава на ней произростать, заколосились хлебом поля Ирийские, зверье всякое повыползало из своих берлог, пробудились и гады земные, из нор змеиных повылезли. В это самое время исполнилось Перуну Геевичу полнолетие, пробудились в нем ухватки богатырские. Стал молоденький Перун Геевич не по годам крепок телом, в плечах широк, тонок в поясе, глаза зоркие-соколиные, с лица бел да румян, ровно маков цвет, силой да ухваткой ему равных нет. А сам то ласковый и обходительный, и грамоте обучен, и на арфе играть мастак, а песни складывал заслушаешься, а рыбак какой удачливый, а охотник какой добычливый. Мать земля Гея на сына глядит - не нарадуется. Лишь только возмужал Перун Геевич, пробудились в нем страсть к охоте, стал он на добром коне в чисто поле поезживать, стал малых змеенышей потаптывать. И с каждым разом все дольше и дольше пропадал на охоте. Бывало неделями домой не показывался. Беспокоилась о малом дитятке мать Земля, и часто приговаривала: «Чадо мое любимое, ты на добром коне в чистом поле поезживаешь, малых змеенышей потаптываешь. Послушай свою матушку, не езди ты, дитятко, дальше степей Ирийских, не выезжай за чисто полюшко, не езди к тем горам черным Сорочанским. Не езди к тем норам ко змеиным, не топчи-ка ты там малых змеенышей. Там течет речка Смародина. Смародина-речка сердитая, первая струйка в реке, как огонь сечет, из другой - искры сыплются, а из третьей дым столбом валит. Только молодость - время кипучее, разве мог молодец усидеть дома. Выходил он из палат бело-каменных на широкий, на просторый двор, заходил в конюшню стоялую, выводил коня богатырского, стал его заседлывать. Сперва накладывал потничек, а на потничек накладывал войлочек – седлышко шелками, золотом украшеное, двенадцать подпругов чиста золота, а шпенечки у пряжек булатные, не ради красы - ради крепости, ведь шелк не рвется, булат не гнется, красно золото не ржавеет. Надевал одежу снарядную, доспехи булатные, к седлу приладил колчан со стрелами, взял свой тугой лук богатырский, взял тяжелую палицу да копье долгомерное. Крикнул зычным голосом своего коня верного, и ускакал. Видно было, как на коня садился, а не видно, как со двора укатился. Только пыльная курева следом стелиться. Выехал молодой Перун Геевич в чисто поле на добром коне, на богатырском, с утра до вечера ездил по чисту полю Ирийскому, а затем решил съездить к тем норам змеиным, к тому-то городу Сорочанску. Пустил он в скачь коня, день едет по красному солнышку, ночь едет по светлому месяцу. И вот, наконец, приехал он ко тем горам да к Олимпийским, стал конем топтать малых змеенышей. Ближе к полудню конь под богатырем измучился, и сам он под пекучим солнцем приумялся, захотелось добру молодцу в реке Смародине искупатся. Он с коня слезает, одежду дорожную снимает, коня отпустил пастись, шелковой травы-муравы пощипать, а сам в речку Смародину полез купаться. Смародина - речка быстрая. Смародина - речка грозная, в ней семь волосков-струечек, одна волосина - черная, вторая - белая, а третья - будто кровь людская, красная. Один волос у речки теплый, второй – гарячий, а третий - будто огнем кипит-пенится. Переплыл Перун сначала одну струечку, переплыл другую струечку, то в гарячую струйку заплывет, согреется, то в холодной окунется, остынет. Так купался он, плавал, нырял, кувыркался, и совсем забыл, что ему матушка наказывала. А в ту пору как раз из-под западной из-под сторонушки, ой да не дождь дождит, ой да не гром гремит, то летит змеище-драконище о трех головах, о двенадцати хоботах, погаными крыльями солнце затмило. Увидал тиран Крон, что в его речке Смародине варвар купается, осерчал, разгневался. «Как посмел ты, человек-варвар, явиться в мои владения. Теперь ты в моих руках-пазурах, да в моей воле, что похочу, то над тобой и сделаю. Захочу - огнем пожгу, захочу - живьем пожру, захочу - унесу тебя в горы сорочанские, во глубокие норы, во змеиные». Кричит Крон, ругается, а дракон Эврином сыплет искрами, огнем палит. А вокруг Перуна Геевича демоносы крылатые кружат, угрожают оружием. А один из них в зеленом кафтане, все плетью семижильною машет, и плеть его шипит, будто змеи порыкучие. Хоть и был Перун Геевич молод летами, да не трусливого десятка, выскочил на крутой бережок на желтый песок. А драконы и чудища за ним, над самой головою кружат, все в пятку ранить хотят. Ищет молодец свои доспехи богатырские, нечем ему со змеем-чудовищем ратиться. Сколько не искал, не нашел ни коня, ни боевого снаряжения. Видит Перун, дело неладное, нечего ему взять в белы рученьки, нечем ему от змея обороняться. А тот сыплет искрой негасимой, жжет его тело белое, и некогда ему думать да гадать, чем бы с врагами сразиться. Ищет он чем бы от огня закрытся. Бросился бежать. И вдруг заметил на берегу свой шелом булатный, набил шелом сырой землей да камушками, и метнул тот шелом трех пудовый в супротивника. Угодил он своим острием прямо змею Эвриному в живот и пропорол ему брюхо поганое, испустив облако дыма черного рухнул он подбитый на сыру землю, и тут же издох, околел окоянный. А рядом Крон по сырой земле покатился, лежит в бурьянах в траве-мураве, сильно забился, головою о камень ударился. Если бы без защитного шлема был, убился бы точно. А так ни жив, не мертв лежит, охает. Вскочил молодой Перун Геевич ему на белы груди, схватил за кадык, хочет жизни его порешить. Неистерпимая боль пронзила тело Крона, попытался он сбросить с себя врага, начал дергатся, но не тут то было. Крепко ухватил его Перун, кадык все сильнее сжимает. Видит Крон, дело нешуточное. Самому не справиться, на помощь кричать принялось. В это самое время подоспела ему подмога, набросили слуги на молодца арканы длинные, ремнями сыромятными руки и ноги крутили, на сыру землицу бросали, ногами своими звериными топтали его маленького, насмехалися над ним, потешалися. А затем взвалили его себе на спину и в Сорочанск отправились. А там долго издевались они над молодым Пруном Геевичем. А тот все мучения переносил, как и подобает божичам, лишь только усмехался. «Ты чему, варвар, радуешься?» - допытывался Крон, нахмурившись. «Я - царь всея ойКумены. Что захочу, то с тобой то и сделаю. Четвертую, кровь твою вместе с печенью из живого выйму и на твоих глазах сырой пожру. Разве не страшит тебя такова участь? Отвечай!». «Чудище болотное», отвечал ему юный Перун Геевич, «напрасно ты кичишься перед целою страною, что никто в науке ратной не сравняется с тобою. Мне известна в совершенстве вся военная наука. Если хочешь ее изведать на своей шкуре, давай сразимся». «Со мною ты хочешь сражатся?» - заливался смехом Крон. «Да знаешь ли ты, что я – титан, тебе ли тягатся со мною?» А Перун, не зря что молоденький, в один миг разорвал ремни сыромятные, сбросил с ног пута железные, схватил со стены оружие и ринулся на врага. Если ты и вправду желаешь отведать человеческой печени, тогда попробуй убей меня. Крон же, будучи вооруженным, занес свой мечь буланный и ударил противника. Только вреда не причинил он юному божичу, сломался тот мечь о его молодое тело. А Перун только рассмеялся в лицо тирану, и сам на врага ринулся. «Спасите, кто может!» - вскричал тиран в отчаянии, ибо Перун уже занес над ним свое оружие. На крик и шум сбежалось множество прислуги с мечами да копьями, завязался бой нешуточный. Враги со всех сторон наскакивали на Перуна, нанося ему удар за ударом. А он стоял перед ними живой и невредимый. Сам рубил врагов, нанося им раны и увечия, копья и мечи отскакивали от его тела, а он только смеялся и кричал: «что же ты, всей ойКумены царь, не хочешь испить моей крови богатырской?». Но Крон в бой-драку не ввязывался, за спины слуг своих прятался, чужими телами, будто щитом железным закрываеться. А демоносы кололи тело богатырское копьями, рубили мечами с какой-то остервенелою лютью, будто это стая собак, набросились на свою добычу. Устав уворачиваться, и отбиваться от ударов, мечей и копий, Перун со страшным криком бросился на врагов, бил их морды звериные своими кулачищами, ломал их копья, а мечи со звоном отлетали в стороны, даже не ранив. А он, словно разьяренный зверь, бросался на них, топтал поверженных своими ногами, то повергал их на спины, то швырял лицом вниз, то к верху опрокидывал. И все время ближе и ближе продвигался к Крону, которому и отступать то было некуда. Тот забился в дальний угол и с ужасом ожидал своей участи, все время призывая на помощь. «Спасите! Помогите! Караул!». А Перун Геевич все ближе и ближе пробивался к нему. И вот настал миг откровения. Их лица встретились. От его взгляда Крон в конец обезумел, он трясся от страха, нервно выбивая зубную дробь. А Перун тем временем дотянулся к его одежде и разорвал ее в клочья. Еще миг - и дух выскочит из тела. Но в этот самый миг крылатые стражники гарпии вбежали в зал Мегарон, и сразу же бросились защищать правителя. Тут и Сабскаба подскочил и ввязался в драку нешуточную. Видя, что дело обрело крутой оборот, Крону пришлось спасатся бегствоми, только так он и остался жив. Перун крушил все и всех. Шум и крик боя доносившийся из дворца поднял страшный переполох в городе. Демоносы в страхе передавали друг другу, что за стенами государевого дворца кто-то обезумел и впал в Амок. Часто боягузы стают смелее, если замечают, что за ними наблюдают их подданые. Поняв, что бегство не самый лучший способ сохранить свою репутацию, Крон вернулся на поле боя. Не смея подойти ближе чем на 7 шагов, он укрылся за дубовым столом и оттуда умело руководил сражением, подбадривал воинов, выкрикивал обидные ругательства, звал на помощь и во все горло орал «помогите хоть кто-нибудь». В это время злокозненный чародей Карасана случайно находился поблизости дворца, бросил все свои колдовские травы да коренья и поспешил на шум боя. Он подоспел как раз в тот момент, когда стражники гарпии сумели набросить на Перуна железную сеть, запеленали его, словно младенца, а Сабскаба лично связал его путами по рукам и ногам. Сколько не пытался Перун разорвать железные цепи, него у ничего не получалось. И в этот самый миг вбежал калдун Карасана. Он тут же закрыл все восемь отверстий своего тела и сотворил великое заклинание «Неккер эккер, ырызы, ырызы, чох, чох, чох» .Силою своих чар усмирил чудовище, обратив его в камень. Так и застыл Перун Геевич, превращенный чародейством в камень. А колдун Карасана отправился разыскивать Крона, и его поиски увенчались успехом. Под одним из опрокинутых столов он наткнулся на притаившегося тирана. Увидя, что на нем порвана царственная одежда, колдун снял свой плащь, подал государю, и убедив его, что опасность миновала, провел в опочивальню. А слугам повелел убрать в зале трупы, и собрать осколки оружия, разбросаные по всюду. Вскорости, оправившись от проишедшего, Крон облачился в боевые доспехи, как для битвы с огромным полчищем воинов, увереной походкой направился на встречу с грозным противником. В его взгляде не было даже места страху, ибо впереди него ступали две дюжины воинов. Все в железных бронях, ощетинившись копьями, мечами, булавами и секирами. Выйдя из опочивальни, Крон направился в зал, где было уже все убрано, и мало чем напоминало о побоище. Там пред его глазами предстало окаменелое тело врага. «Ах, ты ж, Гак, Мак, Брак, так и перетак набросился он на него, словно коршун, начал колоть его мечом, бить медной булавой, а воины, последуя примеру своего владыки, тут же начали избиение. Да все их потуги были бессмысленны, ибо копья не брали Перуна, мечи щербились и отскакивали от каменного тела, не причиняя ему вреда, только искры сыпались в разные стороны. Камень и есть камень, лежит себе, молчит не дышит. И не больно ему, и умереть он не может. Развалилась эдакая глыба гранитная посреди залла Мегарон и не дышит. «А если очухается и снова из камня в варвара превратится, ведь в сказках такое часто случается», бедкался тиран Крон «тогда, что будем делать?». Никто не знал, что ответить, но Крон уже придумал. Нужно убрать этого каменного варвара подальше от дворца, а еще лучше упрятать его в бездну Тартарары, тогда и спать будем спокойно. Когда слуги попытались сдвинуть камень с места, у них ничего не вышло. Слишком тяжелым оказался Перунов камень. Тогда по приказу тирана было изготовленно специальное транспортное средство, о восьми колесах. Зацепили слуги Перуна крючками, набросили на его тело веревки, в которые впряглось двадцать воинов, но и тогда не смогли сдвинуть камень с места. Веревки, привязаные к шее, оборвались, так что пришлось привязывать новые. Тогда Крон приказал срочно доставить во дворец мастеров подземного народа Тельхинов. А те, не зря что малы росточком, тут же соорудили самодвижущуюся машину. Внутри машины все грохочет, как огонь сечет, из одной трубы искры сыплются, а из другой трубы дым столбом валит. С ее помощью удалось сдвинуть громадину с места. «Вот и ладненько» - обрадовался Крон приказав слугам, «везите его в бездну чистилища». Ни мало не медля они тронулись в путь, мрачные сырые коридоры подземелий, поросшие сырой плесенью и паутиной, уводили их все ниже и ниже к бездне мироздания, там в мрачных подземельях утробы от посторонних глаз было спрятано самое большое чистилище ойКумены. Вскоре дорогу им преградили врата, затворенные на семь печатей. Семь змий, закусывающий свой хвост, висело на этой двери вместо замка. И не проникнет в нутрь никто из смертных, не имея ключа. «Ключ» - шипели змеи порыкучие. «Я - тиран всей ойКумены, отворяй дверь» - требовал Крон. «Ключ» - шипели гады хвостатые и еще сильнее закусывали свои змеиные хвосты. Пришлось ему сотворить заклинание. «Кхуды кхуты хардыгай ай ай» - молвил Крон заговорные слова. Тут же медные врата, подчиняясь воле заклинаний, отворились, и их буквально втянуло туда, где находится начало того конца, которым всегда заканчивается начало. „А тут за тыщи лет ничего не изменилось” - объяснял Крон своим спутникам Фениксу, гарпиям и Сабскабе, которые впервые оказались в царстве бога Ямы. В начале их буквально тянуло вперед внутреним притяжением земли, потом им казалось, что этот бесконечный черный тоннель, в котором они очутились, не имеет пределов. „Сейчас вы увидите свет в конце тоннеля” - успокоил их тиран. И правда, через время в дали забрежжал ослепительно белый свет. Он, словно лучь света в темном царстве, притягивал взоры, заставляя шагать быстрее. „Наконец-то выбрались” - обрадовались путники, выбравшись из темного тоннеля на обширную поляну, поросшую невиданными цветами, и тут же принялись отряхивать свои одежды. „Сколько веков не убиралось в тоннеле” - поинтересовался Феникс у Крона, и тому пришлось объяснять, что там не убиралось от сотворения мира, ибо живые там не ходят, а мертвым это без надобности. „А что это за полянка такая?” - удивленно спрашивал Сабскаба, осматриваясь вокруг. „Никогда бы не мог подумать, что под землей растут цветы, интересно, а грибы и ягоды тут есть?” Он быстро нагнулся к земле, сорвал цветок и вдохнул его пьянящий аромат. „Не делай этого” - посоветовал Крон, „это бледная Асфодель. Нанюхаешься ее загробного аромата, тут и останешься”. „Так вот ты какой, цветочек аленький” - испугано молвил Сабскаба, отбосив от себя загробный цветок. „Запомните!” - приказал Крон, „цветы не рвать, воду не пить, с душами не разговаривать, идти за мной след в след, и никуда не сворачивать, все ясно?” „Да, повелитель” - отвечали путники, устремившись за проводником. А тот, знай себе, шагает по протореной дорожке из желтого кирпича, ведущей в очистительный лабиринт, а спутники идут следом, Перунов камень тянут да опасливо по сторонам посматривают. А там, куда ни кинь взгляд, всюду заросли беленой асфодели, своим окрасом напоминающие щеки лежачего на смертном одре, а между ними, будто крылатые мотыльки, пархают эфирные души. „Быстрее, быстрее заносите Перунов камень” - прикрикнул на путников тиран, еле сдерживая трех-главого пса Цербера, готового броситься на чужаков и разорвать. Когда все были внутри лабиринта, и дверь за ними закрылась, Крон еще раз напомнил им, что можна делать и чего делать нельзя, повел вглубь. А те шли, с ужасом взирая по сторонам.