Читать «За мгновение до весны» онлайн - страница 4

— Эта гипотеза не лишена известных резонов, — тщательно подбирая слова, сообщил пастор. — В канонических богословских текстах нет четких описаний этого места, а визионерские фантазии великого Данте — только лишь литература. Другое дело, что наше совместное пребывание в чистилище, честно говоря, с трудом увязывается с известной теодицеей Лейбница, потому что…

— …потому что Лейбницу посчастливилось не дожить до Кальтенбруннера! — звонко расхохотался физик Рунге. — Если бы Лейбница били по почкам в гестапо, он бы очень быстро усомнился в благости Бога… Извините меня, пастор, ни в коем случае не хочу обидеть персонально вас, но вы явно не в теме… «Ад», «рай», «чистилище» — смешно слушать. В ситуации, в которой мы оказались, гипотеза Бога и дьявола не работает. О чем вы спорите? Мы с вами не умерли и не живы. Мы вообще не люди…

— Молчи, морда жидовская! — заорал Кальтенбруннер. — Молчи, не порть настроение!.. Эй, есть тут хоть один арийский физик?

— Да вот хрен тебе, — ласково ответил Рунге. — Сам же знаешь прекрасно, что других физиков вокруг нету — только один я, внук еврейской бабушки. Ты вспомни, дружок, сколько раз уже искали — и какой результат? Нашли только одну алкоголичку, из Берна, да и та оказалась профессором математики, а не физики…

— А Плейшнер? — удивилась Барбара. — Он разве не профессор?

— Я, Барбара, профессор древней истории, — с удовольствием открестился Плейшнер. — К точным наукам отношения не имел и не имею. У меня в школе по физике всегда было «удовлетворительно».

— А у меня по истории было «отлично», — сказал Рунге. — В подвале гестапо история мне очень помогла. Когда мой следователь не бил меня по почкам, мы с ним обсуждали походы Фридриха Великого…

— Погодите, Рунге, — задумчиво произнес Штирлиц. — Что-то я в толк не возьму. Если мы, как вы считаете, не люди, то кто же мы?

— Не «кто», а «что», — бодро ответил Рунге. — Я давно это понял. Может быть, изначально мы и были людьми, не знаю, но сейчас мы — пучок электромагнитных импульсов. Мы записаны на одном диске и будем двигаться по кругу до тех пор, пока диск не износится. Тогда нас выбросят в помойное ведро и заменят новыми, точно такими же. Поймите же, друзья — к тебе, Кальтенбруннер, это слово не относится, — здесь все ненастоящее. Ваши мундиры, моя арестантская роба, ваш коньяк, Штирлиц, ваше салями, генерал, и даже ваши пули, дорогой Гельмут, при всем уважении к их убойной силе… Вы когда-нибудь видели осциллограф? Хотя откуда вам его видеть… Словом, мы все — исчезающие следы на лучевой трубке.

Несколько мгновений вся пустота обдумывала слова физика.

— Любопытная теория, — вежливо проговорил, наконец, пастор. — Но не оригинальная. Все мы прошли через искус солипсизма…

— Да уж, Рунге, вы тут явно хватили через край, — сказал Штирлиц. — Я еще мог бы поверить, что Барбара — пучок электронов, но чтобы коньяк? Я отлично помню его вкус и, уверяю вас, это очень хороший коньяк, разлитый во Франции. Знаете, как трудно в апреле 1945 года достать настоящий французский коньяк?