Читать «Филолог» онлайн - страница 51

Мысль на мгновение запнулась, словно Буриданов осел, не зная, какой путь выбрать: разбор лингвистической пары «идиома-идиотизм» или размышление о правильности употребления глагольной формы «произнесть», но, по счастью, в сознании выплыла иная мысль, простая и очевидная. Ведь его ищут для того, чтобы скручивать в бараний рог, выжимать его и ноги об него вытирать, а он стоит, как ветряк на юру, и не пытается ничего предпринять.

Возвращаться в обитель чистых нельзя, значит, надо уходить куда глаза глядят. Глаза глядели перед собой на недалекие кусты.

Верис пожал плечами и, стараясь ни о чем не думать, чтобы не навести погоню на след, направился прочь от поселка.

Помойка вскоре кончилась, под ногами зачавкала вода, в воздухе зазвенела кровопийная мошка. Потом место снова стало посуше, но кусты поперек пути переплелись так, что не сразу и продерешься. Если бы можно было лететь, Верис и горя бы не знал, но способность к левитации покинула его вместе с системой собственной безопасности. Значит, иди пешком и сожалей, что у тебя пехи, а не ноги с большими раздвоенными копытами, на которых так удобно разгуливать по болоту. Впрочем, у попрыгунчиков тоже нет копыт, и они вряд ли доберутся в эти места.

— Стоять! Хенде хох!

Только что не было никого, и вдруг перед Верисом возник заросший по самые глаза мужик, и заряженная стрелялка недвусмысленно уставилась Верису в живот.

— Видишь же, стою, — откликнулся Верис. — Ничего себе, естественная среда обитания.

* * *

Верик, ау!

Скоро год, как тебя нет. Пора бы плюнуть, успокоиться и забыть, а вот не получается. Знаю только, что ты есть на свете, но очень далеко. Так далеко, что ни единой мысли, ни самого простенького чувства не разобрать.

Ну скажи на милость, почему меня никак не отпускает? Мы и были-то знакомы всего ничего. Сначала я думала, что во мне досада играет, оттого что ты ушел и мне тебя найти не удается. Теперь поняла — тут что-то другое. Подумаешь, самолюбие задел, — это не причина, чтобы думать о тебе денно и нощно. Я раньше, когда думала о других, на самом деле прежде всего думала о себе, а об остальных только относительно меня. А сейчас думаю о тебе. Вспоминаю, что ты говорил, как смотрел. Знаешь, когда Томик понял, что я его на самом деле прогнала, он глядел так, словно у него любимую игрушку отняли. А мне не жалко его было ни капочки. Я после этого принялась вспоминать и анализировать все свои отношения с людьми. Так вот, все они (я имею в виду людей) относились ко мне, как к забавной игрушке. И я — тоже хороша. Помнишь, я говорила, что людям не осталось в жизни ничего, кроме развлечений, и поэтому затейник — единственное серьезное занятие. А вдумалась и поняла, что я играла в затейника. И компанию себе подбирала по коллекционному принципу. И на тебя, мерзавка, смотрела, как на еще один чудной экземпляр моей коллекции. А ты не чудной, ты чудный. Видишь, я теперь даже говорить стараюсь, как ты, потому что в тебе, единственном, есть что-то настоящее. Что, я еще не поняла, но обязательно пойму.

Наверное, не стоит тебе это рассказывать, но я все еще надеюсь, что найду тебя. Пусть через двести лет, через тысячу, через тьму-тьмущую веков, но найду, и ты все узнаешь. Все-таки хорошо, что мы на одной волне, и я каждую секунду чувствую, что ты есть.

Если можно, откликнись.

Линда.