Читать «Индийский бегун» онлайн - страница 3

Дмитрий Разумов

Очнулся я уже в аэропорту. Мы все так же сидели в клетках, но никто уже не причитал и не сетовал на судьбу. Лишь отец, которому в толпе, или может быть в то время, как нас загоняли в клетки, вывихнули плечо, тихо пробурчал: «Богатеи в этой стране позволят себе слишком многое» У мамы из глаз тихо катились слезы. И тут снова появился Теренс. «Эй вы», — крикнул он кому–то, кто был внутри стоящего с раскрытым багажным отделением частного самолета. — «Принимайте бегунов» Все разом зашевелились, послышались возгласы: «Почему он назвал нас бегунами? Мы что будем бегать? У меня слабое сердце! Что это еще за дела?! Я не беговая лошадь!» В это время огромные руки грузчиков закатили клетки по специальным полозьям в самолет и крышка багажного отделения закрылась. Перед тем, как погрузиться в кромешную тьму, я, поскольку находился в ближней к выходу клетке, успел заметить поднимающуюся по трапу в салон толстую, пыхтящую под нещадно палящим солнцем негритянку. Это была Триша Мэй.

Катастрофа случилась через несколько часов после взлета. Ни у кого из нас не было часов, поэтому мне сложно сказать, сколько продолжалось наше заточение. Точно могу сказать только одно, сначала нас здорово начало трясти, потом я услышал хлопок (много позже я догадался, что это взорвался правый двигатель) и в следующий момент чудовищный порыв сорвал крышку багажного отделения. Взглядам десятка томящихся в клетках душ, предстала стремительно приближающаяся, с пробегающими по ней белыми барашками, поверхность моря. Самолет накренило так, что клетки поползли навстречу бездне. Началась паника. Еще один мощный толчок отбросил наши темницы обратно к стене. На меня навалилось десятка два товарищей по несчастью. Упершись спиной в дверь клетки, я тщетно пытался выдавить из своего немого рта хоть звук, все было тщетно. Я чувствовал, что задыхаюсь, в глазах начало темнеть. И вот, когда сознание уже готово было покинуть меня, почувствовал неожиданное облегчение. Меня как будто выдавило наружу, хотя причиной тому, конечно, было чудовищное давление тел, согнувшее дверную решетку снизу. Оказавшись на свободе, я плюхнулся на ходящий ходуном пол и с недоумением уставился на болтающиеся по всему багажному отделению клетки, в которых были валом навалены тела моих товарищей. Тут в проеме погнутой двери, той самой, посредством которой я выбрался из плена, показалось лицо Шоты. Шоты, который причинил мне столько зла и боли, когда избивал меня за то, что я был просто умнее его. В его глазах, я прочел нестерпимое желание жить, желание столь сильное, что для его выполнения, он готов был убивать. Он отчаянно работал локтями, распихивая своих соотечественников, хватался за последнюю возможность выжить. Я остолбенело, будто все это происходило в каком–то немом, черно–белом, замедленном кино, смотрел на него и ничего не предпринимал. Шота что–то кричал, но я его не слышал.

Последнее, что я помню, это его искаженное ужасом лицо, удаляющееся от меня вместе с выпадающей из самолета клеткой. Потом за ней последовала и вторая. На моих глазах они упали в море и затонули. Вероятно, это была только слуховая галлюцинация, но теперь, спустя почти год после произошедшего, я отчетливо слышу в своей голове голос отца, который грозно рычит: «Проклятый хлыщ!»