Читать «Комбинации против Хода Истории(сборник повестей)» онлайн - страница 11
Игорь Гергенрёдер
Несколько минут палим по скирде. Пулемёт молчит. Попали? Санёк считает, что нет:
— За верхом прячутся. А пойдём — ещё пару наших срежут.
— Пегин бедный, — срывается у Чернобровкина, — у него сегодня день рожденья!
— Поели говядины! — разносится по залёгшей цепи. Стонут раненые; их волоком потащили к деревне, куда уже вступает наш батальон.
Санёк, как всегда, обстоятелен:
— Чего уж, сами напросились. Ни с чем возвращаться не с руки. Будем окружать.
Понимаем: пока ползком обогнём скирду, обоз окажется так далеко, что его уже не догонишь. Может, удастся хотя бы захватить пулемёт. Пригодился бы он нам здорово: в батальоне нет пулемёта.
— Гляди вон туда, — Шерапенков вдруг показал мне пальцем на гребень, вправо от скирды. — Замечаешь водороину?
Всмотревшись, я увидел промытую весенними водами рытвину: она тянулась с бугра и пропадала.
— Сообрази уклон местности, — сказал Шерапенков таким тоном, будто он заранее знает, что я ничего сообразить не смогу, — водороина должна заворачивать влево и проходить между нами и пулемётом. Если б ты сидел на лошади, ты б её видел.
Не понимаю, куда он клонит.
— До водороины добегу, — говорит он нарочито мягко, как говорят с глупенькими, — по ней, по ней… и буду у пулемётчика за спиной.
— Да, может, она не доходит так далеко вниз, промоина твоя?
— А куда вода девается? — спрашивает насмешливо и вместе с тем терпеливо (так, чтобы терпеливость была заметна). — В дыру под землю уходит?
Я не сдаюсь: а, может, рытвина не заворачивает влево, а проходит где–то справа от нас?
На его лице — презрение. Он даёт мне время его почувствовать. Отвернулся, ползёт к Саньку. Тот задумывается.
— А сколь до неё бежать, до канавы? Срежет он тя.
— Моё дело!
Санёк повернулся ко мне с выражением немого вопроса. У меня вырвалось:
— Я с ним…
Пулемётчик, заметив наше оживление, открыл огонь. Вскрик, ругательства. У нас ещё один раненый.
***
Бьём из винтовок по верху скирды. Пулемёт опять смолк.
— Я пошёл! — не удостоив нас взглядом, Шерапенков побежал вперёд. Несуразный в шинели, в сапогах, которые ему велики, в огромной папахе. «Одна шапка, — выражение Санька, — пол–его роста!»
— Хочет к красным, — возбуждён Вячка. — Ой, уйдёт!
— Если только они его раньше не срежут, — замечает Санёк со злорадством.
Вскакиваю, бегу за Алексеем, изнемогая от сосущего, невыразимо унылого ожидания: сейчас ударит в грудь… в лицо… в живот…
За спиной — густой треск выстрелов: наши стараются прикрыть нас. Однако пулемёт заговорил: распластываюсь на земле. А Шерапенков бежит, клонясь вперёд: маленький человек, словно для смеха обряженный солдатом.
Заставляю себя вскочить, несусь вдогонку, наклоняясь как можно ниже, зубы клацают. Впереди, в самом деле, — рытвина. Пулемёт строчит: вижу, как на пашне перед Алексеем в нескольких точках что–то едва уловимо двинулось. Это в землю ударили пули.
Я бросился в сторону, упал. Въедливо–гнетуще, пронизав ужасом, свистнуло, кажется, над самой макушкой. Последняя перебежка — и я в канаве. Шерапенков встречает ленивым укором: