Читать «Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...» онлайн - страница 313

Лиелциемс начал разрастаться всего лет десять назад, но сразу превратился в модное место отдыха: здесь было все, чего могли желать дачники, – асфальт для «Жигулей», близость столицы, леса с маслятами и лисичками, море, до которого можно доехать за пятнадцать минут на четвертой скорости, озеро и железнодорожная станция в пяти минутах ходьбы, а от домов – рукой подать до небольшой, но прозрачной речушки, журчащей на дне оврага. Земельные участки распределяли председатель колхоза и поселковый исполком, и каждый участок приходилось вытягивать у них клещами. Это удалось лишь особенно выдающимся, от которых тоже может быть кое–какая польза.

Недалеко от трактира вскоре возник первый перекресток: поселку было выгоднее расти вширь, появились поперечные улочки, которые получили красивые цветочные названия.

Дома строились удивительно оригинальной формы, имели крепкие заборы.

Когда профессор свернул с главной дороги, в багажнике застучали железки.

Нигде не светилось ни одно окно.

Втянув голову в плечи, чтобы не натекло за воротник, он открыл ворота – во дворе машине было легче развернуться. Потом, зажав под мышкой железки, забежал под крышу, нависшую над крыльцом, и стал искать по карманам ключ. Старался вспомнить, не забыл ли его в «Волге» – там он хранился постоянно. Нет, все в порядке: ключ нашелся, но замок никак не отпирался. Он подергал за ручку, петли тихонько скрипнули, и дверь отворилась. Она, оказывается, была не заперта.

Темень прихожей, как черная раскрытая пасть акулы, испугала его.

Не переступив порог, нащупал выключатель.

– Черт побери, что за шуточки!

Через прихожую тянулась вереница больших грязных следов.

В большой комнате пахло дешевым одеколоном, словно здесь только что брилась целая рота солдат.

Включив свет, он увидел печальную картину: часть трубы была разобрана, прямо на паркете выстроились стопки старого голландского кафеля и куча сухой глины, а под грудой огнеупорного кирпича натекла лужица – печник, видно, внес их в комнату мокрыми: кусок рубероида на сложенных возле сарайчика кирпичах не уберег их от дождя. И в довершение всего – в комнате на всем лежал слой сажи вперемешку с пылью.

«Вряд ли удастся вычистить мягкую мебель», – подумал профессор. В нем смешалось все – злость, отчаянье, отвращение. Но преобладало отвращение. Ведь он строил и лелеял этот дом для прекрасной и утонченной жизни – жизни в белых перчатках. Где все будет чистым, благородным и одухотворенным, где он полностью сможет отдохнуть от стонов и крови на операционном столе. От слез, проливаемых родственниками пациентов, от истерик, которые устраивали жены пациентов. Сам о том не задумываясь, он намеревался красиво состариться в этом доме. Рига уже утомляла его своим шумом и суетой – к нему приезжали бы за советом и он принимал бы в библиотеке и вещал бы истины как пророк. Пророк медицины, вещающий истины медицины.