Читать «В памяти и в сердце» онлайн - страница 85

Из штаба дивизии нас направили в политотдел фронта, куда мы прибыли в тот же день. Собралось нас там более ста человек. Назначение получили в одно училище. Встретились впервые, а как давние друзья. Смело смотрим в глаза друг другу, оживленно разговариваем. Никто не сомневается, что после учебы мы получим повышение в должности, станем комиссарами батальонов. Это всех ободряло.

Курсы комиссаров батальонов располагались в городе Спасске Рязанской области. Раньше я никогда о нем не слышал и представить себе не мог, до чего же он неказист. В центре — скелет разрушенного храма, на улицах — ни травинки, всюду песок.

Идешь, нога в нем тонет. Однако после фронта и Спасск показался мне райским уголком. В свободные от занятий часы мы без увольнительной могли уходить куда угодно. О, как же мы были рады этому. В первый же вечер все потянулись в парк, на танцплощадку. После стольких мытарств, ужасов, смертей впервые увидели нежные лица девушек. И как было приятно побыть рядом с ними, показаться им. Увидеть их улыбки. И вот я со своим другом Иваном Илюхиным в окружении девчат. В тот же вечер познакомился с одной, после танцев проводил ее до дома. А девушка-то не из простых, учительница, как и я. Тема для разговора нашлась, конечно, сразу: оба любим свою профессию. И неудивительно, что в следующий выходной я шел уже не в парк, а, как договорились, к ее дому: улица Буденного, 67. И так каждую неделю: два-три вечера мы рядом. Целых полгода, до марта 1943 года мы с нею встречались. Дом в три окна, выкрашенный охрой, стал для меня родным. Мать девушки, Анна Тарасовна, всегда охотно меня встречала. По-видимому, я и ей понравился. Я же на ее дочку наглядеться не мог. А она постоянно улыбается, обнажая целых три золотых зуба. На руке уже — золотые часы. Огнем горят золотые сережки... Пусть я и командир, но родом из глухой деревни. Впервые за свою жизнь подружился с такой умной, интеллигентной и богатой девушкой. Готов был жениться на ней. Но проклятая война продолжалась. Меня ждали на фронте. Я клялся: если останусь жив, вернусь только к ней. Она клялась быть верной мне. Весной 1943-го закончились наши свидания. Я уехал на фронт. Она осталась дома.

Третья поездка на фронт обещает мне должность комиссара батальона. И я еду в надежде: комиссар на фронте — фигура заметная.

Итак, я — комиссар батальона. Нахожусь на самой передовой. Своей новой должностью доволен. И вдруг новость: в армии введено единоначалие, институт комиссаров упразднен. Месяца за два до этого вся армия надела погоны, постепенно стало внедряться старое слово «офицер». У меня вместо трех кубиков, которые были на петлицах, на погоне — три маленькие звездочки. И звание у меня теперь не политрук, а старший лейтенант.

Весть об упразднении института комиссаров для меня была столь неожиданной, что я растерялся. Ведь я только что приехал на фронт, только что вступил в должность комиссара, был полон желания развернуть политическую работу среди солдат, готовить их к новым сражениям. Позади величайшая в истории Сталинградская битва, закончившаяся нашей победой. Рассказывать солдатам было о чем, и вдруг ни политруки, ни комиссары армии, оказывается, не нужны: весь политсостав переквалифицируется в командный. Бывшие политруки рот и комиссары батальонов станут командовать пехотой, артиллерией и танками. Нужно только научить их, подготовить к новой, довольно ответственной работе. Так оказавшиеся не у дел политработники вынуждены были попрощаться со своими товарищами, оставить передний край, окопы и блиндажи и ехать в глубокий тыл. Лично я в конце мая был направлен в Подмосковье. Тут нас собралось довольно много. У большинства ордена и медали, нашивки о ранениях. И погоны кое у кого не с одним, а с двумя просветами. Словом, люди, повидавшие войну. Ищу среди них знакомых, в первую очередь кого-нибудь из тех, с кем учился в городе Спасске. Присматриваюсь к лицам. К сожалению, ни одного ранее мне известного.