Читать «В памяти и в сердце» онлайн - страница 135

Поляков пробыл с нами чуть более часа, а удовольствия, радости оставил на целый день. Прощаясь, мы пообещали ему сразу, как только залечат наши раны, вернуться в наш родной 875-й полк.

Мы пробыли в госпитале еще больше месяца. За это время из дома, от мамы, пришло два письма. Мать писала, что крайне огорчена известием о моем ранении. Много плакала. Но соседи успокоили: «Ранен — значит жив. Можно ждать домой». Во втором письме она так и написала: «В деревне у нас многие после госпиталя приезжают на побывку. И гостят подолгу, недели по две, по три. Приезжай домой и ты, сынок. Я хоть погляжу на тебя. Уж четвертый год в разлуке. И раны твои полечу. Сынок, приезжай, жду тебя! Буду глядеть на дорогу и Бога молить, чтобы у тебя все было хорошо».

Прочитал я это письмо и так растревожился, что слеза прошибла. «Мама, да ты что?! Разве могу я приехать к тебе? — написал я ей в тот же день. — Жди меня, мама, когда мы кончим войну. А конец войне близок». И еще заверил ее, что рана моя нетяжелая, хожу уже без костылей. Сообщил, что в госпитале я не один, а с товарищем. Мне с ним не так скучно. Кстати, мы с ним сфотографировались, и одну фотокарточку я послал матери. Вот, думаю, будет рада!

Ответа на это письмо я не дождался. Выписали Емельянова. Мне не захотелось оставаться одному, и я выписался досрочно. В начале декабря мы оба вернулись в свой 875-й самоходный полк.

* * *

До конца войны оставалось еще более четырех месяцев. По всему фронту шли ожесточенные бои. Что ни день, столица нашей Родины Москва салютовала доблестным войскам, освободившим очередной большой город. Нашему 875-му Ужгородскому самоходно-артиллерийскому полку предстояло еще участвовать во многих сражениях.

По прибытии в свой полк мы с Емельяновым какое-то время были не у дел. Точнее говоря, в резерве полка. Наши должности были заняты другими офицерами. И нам предстояло ждать, когда эти должности так или иначе освободятся. Никто не мог сказать, долго ли это продлится. Впрочем, начальник штаба майор Рысков намекнул: «Жертвы велики. Так что...»

Его слова оказались пророческими. И недели не прошло, как мы возглавили оставшиеся без командиров батареи. Бои в эти дни шли жестокие. Противник отчаянно сопротивлялся. Бесконечные контратаки, попытки вернуть оставленный город или село. Артиллерийская канонада слышится круглые сутки. Неудивительно, что два командира батарей почти одновременно вышли из строя, и мы с Емельяновым заняли их места.

Самоходки все новенькие. Мои землячки, с Горьковского автозавода. И что ни экипаж — все молодые, безусые парни по 18–20 лет. Необстрелянные. Каждый разрыв снаряда их пугает. Правда, в боевом отделении каждый свою роль знал неплохо. Это меня радовало: в бою это главное.

Вернулся в свой полк и Миша Прокофьев. Его было не узнать. После ранения стал заикаться. Мне очень хотелось, чтобы он опять был рядом. Столько боев прошли бок о бок, хотелось и конец войны встретить вместе. Но в моей батарее места ему, к сожалению, не нашлось. И оказался он в батарее лейтенанта Куликова. А бои продолжаются. Что ни день, идем в атаку. От громыхания пушек глохнем. По ТПУ (танковое переговорное устройство) не разговариваем — не слышно. Не пользуемся и радио. Оно чаще всего неисправно. Для связи с другими самоходками используем посыльных. Бои шли такие, что буквально через несколько дней я снова был ранен. Осколком в голову. И опять — госпиталь. Четвертый за время войны. На этот раз лежал в венгерском селе Альшовадос (запомнил!). Госпиталь размещался в крестьянских домах. Вначале мы насторожились: Венгрия все еще была на стороне Гитлера, и ее армия отчаянно сопротивлялась. Однако жители села к нам относились лояльно. Порой даже доброжелательно.