Читать «Вторник, четверг и суббота» онлайн - страница 5
Михаил Мохов
Здесь редко наводили полную чистоту, потому что это не под силу детной вдове, да еще доярке, то есть мало бывающей дома женщине. Сразу можно было понять, что в семье нет девочек, а есть несколько небольших мальчиков–погодков, которые способны на домашний субботник под присмотром матери, но ни за что не станут ежеминутно подтирать, вытряхивать, выносить, как это делали бы девочки. Кто–то из этих мальчиков только что строгал доску и замусорил чуть не половину избы, кто–то налаживал в ведре пойло поросенку, кто–то наливал ковшом воду в умывальник и много пролил на пол, а кто–то имел задание на лето по арифметике, судя по разбросанным учебникам и тетрадкам.
Ни одного нового предмета мебели. Нигде не валяется недоеденный кусок.
Я глянул на печь, и у меня в глазах зарябило от детских лиц, очень похожих одно на другое, черноглазых, с густыми мохнатыми бровками. Они выглядывали с печи ухом к уху, как на плакате. Встретившись со мной взглядом, один мальчуган спрятался, остальные помалкивали. Мальчик постарше ответил мне:
— Здрасте! Володя рубашку переодевает. Он вас в окно увидал.
На печь они залезли не греться, хотя июнь был холодный. С печи не выгонят, можно досмотреть спектакль.
Я сел на лавку и поставил на пол чемоданчик.
Послышалось сухое постукивание, и на двух руках, раскачивая себя как маятник, через порог перемахнул Сырорыбов. Ног у него не было почти до самого паха, руки опирались на деревянные, отполированные ладонями колодки. Он был тоже черноглазый и с мохнатыми бровями. Глаза у него быстро переходили с предмета на предмет и поблескивали, щеки то покрывались красными пятнами, то бледнели. На его лице выражалась тревога и в то же время простодушное смущение и удовольствие. Я тоже смутился, не зная, как разговаривать с человеком, лицо которого находится на уровне моего бедра. Но Сырорыбов меня выручил: поздоровался, протянув мне очень цепкую и длинную руку, мигом захватился за лавку и вдруг оказался сидящим у стола. Тут он слегка набычился — видимо, оробел. Я рассмотрел его. Володе Сырорыбову было никак не больше двадцати лет.
Не успел я обмолвиться, что приехал из редакции, как Сырорыбов спросил как бы со сдержанным восхищением, которое я готов был принять за насмешку:
— Вы — новый ответственный секретарь? Мне Николай Иванович говорил.
Николаем Ивановичем звали Елохина, заведующего отделом писем. Как я вскоре заметил, Сырорыбов относился с восхищением решительно ко всему, что имело отношение к редакции, — казалось, он придет в восторг и от редакционной вешалки. На то, однако, были причины.
Я вручил ему Почетную грамоту. Затем — квитанцию подписки на журнал «Рабоче–крестьянский корреспондент». Затем — авторучку с золотым пером: Василий Иванович, видно, ценил своего селькора. При этом Сырорыбов вспотел от смущения и повторял только: «Спасибо… куда столько… спасибо…»
Разложив перед собой награждения, он покачал головой.
— Денег в тот месяц тоже много прислали, больше двадцати рублей.