Читать «Славянский котел» онлайн - страница 41

Пушкинская мысль о русском бунте на глазах вызревает. Инородцы–иноверцы, как саранча, ползут в Россию, грабят, режут, убивают. Здешняя газета написала: «Москва начинает приобретать облик Нью — Йорка: в ней теперь одиннадцать миллионов человек, и только четыре миллиона русских осталось. Одних азербайджанцев полтора миллиона. Почти миллион чеченцев. В школах, на рынках, на улице закипают межэтнические разборки. Появились детские боевые отряды: скинхеды. Русские дети первыми вступают в борьбу. И уже президент сказал: идёт война! Сказал и умыл руки, отвернулся от народа. Но если война, то нужна мобилизация, нужен клич: всё для фронта, для Победы! Но клича такого нет. Значит, кому–то нужно, чтобы столица России была нерусской. И самого русского народа чтобы не было. Так для кого же я работаю? Не для тех ли, кто из моей любимой Москвы делает Вавилон?..

Прежде чечен лез к нам с кривым кинжалом, теперь у него пистолет, граната, пластиковая бомба. А дальше злодейства малых, обделённых судьбой этносов станут ещё страшнее. Недавно в Японии показала себя секта Аум — Сенрикё, она распылила смертельный газ в метро. Я не пугаю, но вижу, как уже сейчас над русской землёй нависает чёрная туча мора и погубления. С Кавказских гор и с гор Памира ползёт беда героиновая; мара и мрак сгущаются над морями Японским и Китайским, над морем Балтийским и даже над морями северными. И тучи над русской землёй будут сгущаться всё более. Русский медведь пока ещё дремлет в своей берлоге, но он уже слышит опасность, тревожно рычит и скоро вылезет наружу, увидит своего погубителя — и пойдёт ломить и крушить всё вредоносное и чужое. Так и случится этот самый русский бунт. Он будет жестокий, но не бессмысленный, а вызванный к жизни самой природой вещей, стремлением охранить свою жизнь и жизнь будущих поколений».

Несколько страниц пропущены, а затем снова пошли записки:

«Ко мне приставлен доктор–психолог Ной Исаакович, — очевидно для наблюдения за моим психическим состоянием, поддержания во мне постоянной деловой активности, радостного настроения. Он еврей и, как всякий еврей, не похож ни на каких других людей. И, конечно же, не представляет, что имеет дело не только с биологом, но и психологом. Я изучаю его на клеточном уровне, отслеживаю и оцениваю каждый его шаг, накапливаю о нём целый банк наблюдений.

Прелюбопытная личность, этот доктор! В долгой моей жизни в науке я много встретил его соплеменников; они, по большей части, все защищены высокими званиями, укоренены на важных должностях, олауреачены, с головы до пят обвешаны эпитетами: талантливый, известный, ведущий и прочее. Понизить его трудно, вышибить из седла и того труднее. Недаром певец еврейской непотопляемости Константин Симонов в одном из своих стихотворений написал: ”Никто не вышибет нас из седла, такая поговорка у майора была“. И замечу тут кстати: научный потенциал еврея, как правило, обратно пропорционален его положению. Чем громче о нём гвалт, тем он ничтожнее на самом деле. И в то же время не скажу, что еврей в науке бесполезен. Он в нашем мире бывает даже необходим. Им как тараном прошибается всякая нужная идея, точно кузнечным молотом проталкиваются открытия. Правда, еврей присвоит себе и авторство, поднимет ещё выше свой авторитет в науке, может взлететь до Нобелевского лауреата, но это пустяки в сравнении с пользой, приносимой открытиями.