Читать «Славянский котел» онлайн - страница 144

Драгана с радостью для себя отметила, что Костенецкий со дня её экзекуции над ним сильно изменился; он спокоен, взгляд его твёрдый, осмысленный, и даже нос, основательно заживший за это время, уж не смотрится таким нелепым. Вульф посадил Драгану рядом с собой. И при этом сказал:

— Да, да. Вы увидите, какую я им устрою выволочку.

Драгана думала, вот он сейчас встанет и, не дожидаясь разрешения, как он обычно делал, пойдёт к трибуне, но Вульф поднял руку и спикер охотно предоставил ему слово. Костенецкий шёл к трибуне не торопясь, с достоинством важного человека, которого здесь уважают и с интересом слушают; — так, впрочем, и было раньше, но теперь все хотели видеть, действительно ли у Вульфа «тронулась головка» или с ним сыграли злую шутку и напрасно укатали в лечебницу, — так или иначе, но депутаты, устремив на него жадные взгляды, замерли от любопытства и нетерпения. А он шёл важно, смотрел прямо перед собой, не удостаивая взглядом даже спикера и сидевших с ним двух вице–спикеров. И когда взошёл на трибуну, не сразу начал говорить, а сунул руку в один грудной карман пиджака, затем в другой и, ничего там не найдя, вскинул голову и устремил взгляд поверх зала. И так, смотря вдаль, в никуда, заговорил:

— Как вам известно, я не исповедую никакую религию, но — я верю. Да, верую! Над нами есть сила… Высшая сила. Она видит, за всем наблюдает. И придёт час, призовёт нас к ответу и спросит: а что ты делал в думе? Как выполнял обещания, которые давал народу?.. И тогда вот он…

Костенецкий повернулся к спикеру и показал на него энергично вытянутой рукой:

— Да, он, глубоко уважаемый вами и совсем не уважаемый мною, — весь извертевшийся, изолгавшийся спикер Казимир Гарзул — Свирчевский, выдающий себя за серба, но и сам чёрт не знает, какого он роду–племени, — вот он вынужден будет сказать: вся моя деятельность была направлена к тому, чтобы как можно больше навредить и нагадить народу, который доверился мне и послал в скупщину. Да, это я уговорил вас отклонить закон, запрещающий частным лицам торговать цветными металлами. От этой торговли страна ежегодно теряет четыре тысячи наших граждан; они погибают от катастроф, связанных с хищением цветных металлов. Это на моей совести все эти жертвы. На моей! И на вашей, конечно.

Костенецкий повернулся к залу и обвёл все ряды карающим перстом:

— И на вашей!.. Слышите?..

Из зала донеслось:

— И на твоей!

— Да, и на моей. Но я повинился. Я вас разоблачаю. И за это меня Бог простит. А вас пошлёт в ад и будет жарить на раскалённой сковородке.

И потом уже тише, с трагической нотой в голосе:

— Я знаю: вы, ваше проправительственное холуйское большинство, будет и дальше держать под сукном этот, и многие другие, нужные народу законы… Да, будете держать!.. И закон, разрешающий преподавать в школах православие, и закон о поддержке сербов, живущих в бывших республиках Югославии, и десятки других законов, — и всё потому, что вы… служите мамоне, а не Богу, вы продаёте и предаёте свой народ. И я вам больше не товарищ. Отныне я посвящаю все свои силы борьбе с вами. Берегитесь!