Читать «Славянский котел» онлайн - страница 141

Иван Владимирович Дроздов

По радио и по телевидению было объявлено, что завтра в скупщине появится Вульф Костенецкий и предложит новые проекты, которые пришли ему в голову во время лечения в больнице. И там и тут журналисты и телеведущие намекали на серьёзные перемены в облике Костенецкого, — и такие, что не все его и узнают. Другие, более бойкие, даже намекали на такую метаморфозу, от которой женщины «будут терять головы». Эти намёки и всякие двусмысленности страшно разозлили Вульфа, и он, чтобы успокоиться и уснуть, горстями глотал таблетки. Когда же пришёл в скупщину, то здесь увидел, чего стоит ему история с носом. В коридорах и во всех кабинетах люди останавливались, всплескивали руками и громко причитали:

— Костенецкий! Тебя не узнать. Ты стал истинным славянином! За тобой на выборах побежит вся Сербия!

И если Вульф немедленно не уходил, то скоро собиралась толпа, все охали, ахали, и кто завидовал, а кто находил, что именно такой операции Вульфу не хватало. Парламентские смехачи, — их там было так же много, как в России во времена Ельцина, — ударяли Вульфа по плечу, восклицали:

— Ты если не пройдешь в скупщину на следующих выборах, пойдёшь в цирк и будешь там делать большие деньги.

Вульф кипел, ругался, но никого его гнев не смущал; наоборот, смехачи распалялись, и смех переходил в хохот, да такой, что хрустальные люстры, свисавшие с потолка, звенели и дрожали, точно и они смеялись.

В скупщине было много депутатов, которые стремились прославиться; ну, хоть бы чем–нибудь. На выборах–то они сумели набрать нужные голоса, но дальше их доблести не шли. Говорить они не умели, а кто и умел, так не могли по причине многопрофильного дефекта речи. Ну, во–первых, они картавили. Евреи не только в России, но и во всём мире картавят. Однако это ещё и ничего. Не все же читали Указ Петра Великого: если ты служишь — не картавь, а если картавишь — не служи. В наше время Петры Великие перевелись, а те, кто вскарабкивается на трон Владыки — Брежневы, Андроповы, Горбачёвы, Ельцины, и прочие Гайдары — они не только картавят, но ещё и как–то чмокают мокрыми губами или мычат, как Брежнев, рычат, как Ельцин, он же Ёльцер, а иной на манер пулемёта часто–часто выстреливает словами, как это делал самый великий предатель на земле, человек с печатью Америки на лбу. Вылезет он из машины и сразу начинает говорить. И говорит, говорит, а чего говорит — непонятно. Есть, оказывается, в русском языке слова, которые, если их поставить в ряд, лишаются всякого содержания. Так что картавить–то вроде бы и ничего, но вот если ты чмокаешь, да ещё как–то присвистываешь — так это уж никуда не годится. Впрочем, я не знаю, как в Сербии, а у нас в России на думскую трибуну и такие лезут, но предусмотрительный спикер их не пускает. Не хочет он, чтобы ораторы такие думу позорили. Ну, и что такому депутату прикажешь делать? Надо же своим избирателям как–то показать, что и он существует, и он чего–то представляет. У нас один такой депутат, чтобы как–то о себе заявить, кабинет свой взорвал, — дескать, смотрите, какая я важная персона! Охрану мне давайте. Есть у нас депутаты и почище, — их глупость и антирусскую ярость ни пером описать, ни в сказке рассказать, но для создания их портретов талант литературный в русском народе ещё не созрел. Такой талант придёт позже, лет этак через двести.