Читать «Стрела, монета, искра» онлайн - страница 122

Колемон всегда и обо всем говорил так, словно никогда не ошибается, а каждое слово его — великое откровение. Охотник веровал, что его устами глаголит сама Мудрость, и только полный глупец может отказаться внимать ей. Колемон оказывал Эрвину все необходимые знаки почтения: звал лорда "вашей светлостью", скидывал шапку, обращаясь к нему, кланялся, когда желал ясного утра или доброй ночи. Но когда Колемон делился очередной жизненно необходимой крупицей познания — например, о том, как найти под корой деревьев жирных и вкусных личинок, — а Эрвин не проявлял должного интереса, то охотник выражал упрек всем своим видом. Его горький взгляд в сторону лорда словно бы говорил: эх, молод ты, потому занимаешься всякой чушью — политикой там, войной, светской жизнью… Вот поживешь с мое — поймешь, что в мире по-настоящему важно!

Кроме того, Колемон был суеверен, как старая дева. Не спи ногами к молодому месяцу — на год жизнь укоротишь. Не сбивай мох с деревьев — лес прогневается, проходу не даст. Если наступил ногой в ручей, то наступи и второй ногой, а после прощения попроси — иначе непременно засуха случится. Подобных примет знал он десятки и приходил в ужас, если кто-нибудь из отряда по случайности навлекал на свою голову проклятие.

— Не себе одному плохо делаешь! — скрипел Колемон. — Все пострадаем из-за твоей дурости. Сейчас же сплюнь через плечо и ущипни себя за ухо, пока беда на наш след не напала!

Эрвин посмеивался над приметами, но скоро обнаружил, что большая часть его подданных принимают россказни Колемона близко к сердцу. Воины, при всей своей прагматичности, народ суеверный — сложно не стать суеверным, когда твоя жизнь так часто зависит от капризов удачи… Словом, Колемон в считанные дни обучил лесным приметам весь отряд и заставил свято соблюдать их. Наибольшее впечатление произвел слух о жабах. Охотник умудрился убедить кайров в том, что земляные жабы насылают мужское бессилие. С тех пор непременным этапом обустройства лагеря стала тщательная проверка всех кустиков и пучков травы на поляне. Если, отодвинув листья копьем, грей обнаруживал под ними жабу, он принимался свирепо реветь и стучать древком по земле, пока проклятое отродье не удалялась ленивыми прыжками. Нанизать тварь на острие или зарубить ее мечом никто не решался, ведь это осквернило бы оружие. Впрочем, пару раз Эрвин стал свидетелем арбалетной охоты на жаб, а одним вечером увидел, как грей кайра Фредерика распугивает земляных исчадий факелом, привязанным к древку копья.