Читать «КРУК» онлайн - страница 27

– Моя-то моя… – Будда задумался, неуклюже встал и подошел к столику. Он, как ложкой, прихватил серебряной вилкой маслину, разжевал и сплюнул в кулак косточку. – Меня зовут Блюхер.

– Это прозвище? – спросил Дада и снова обаятельно, хоть и не так уверенно, улыбнулся.

– С девичьей улыбкой, с змеиной душой… – произнес Блюхер, разглядывая собеседника. – Нет. Это не прозвище.

– Отлично. А меня вы можете звать Дада. Это прозвище.

Они чокнулись шампанским, закусили и больше к рулетке с компьютером не возвращались. Некоторое время они побродили по залу врозь, порастрясли за разными столами часть выигрыша, вдруг и одновременно заскучали и переглянулись. Затем вместе вышли из зала, обменяли в кассе фишки на рубли и отправились в московскую ночь гулять. А также разговаривать на воле. Без видеокамер и жучков. Они задавали друг другу вопросы. Блюхер, например, спросил у Дадашидзе:

– Ты грузинский знаешь?

– Знаю. Я вырос в Тбилиси, у бабушки!

И сам спросил у Блюхера, решительно на «ты»:

– Ты, случаем, легендарному командарму не родственник?

– Правнук.

После встречи в казино прошло почти четыре года, Дада успел закончить Вышку, написать и защитить кандидатскую, поступить в докторантуру. И провернуть пару проектов в области инвестиций в социальную сферу. В результате чего купил и разбил немолодую, но красную «Мазду». Василий Василианович Блюхер сыграл в его успехах существенную роль. Очень существенную. Даже «Мазда» была куплена и разбита при его соучастии. Однако в казино со своим компаньоном Блюхер больше не ходил и тайну игры не выдал.

В трактире «Вепрь» подельники поговорили о делах насущных, Чанова и Крук не поминали. Поев, разошлись действительно и окончательно – отсыпаться: Дада на Большую Грузинскую, под крыло к домработнице Фене, поближе к прадедушкиным счетам и арифмометру, а Блюхер в свою холостяцкую берлогу под крышей дома в Газетном переулке.

Кессонная болезнь

Чанов спал, спал, спал и проснулся.

С улицы в щель между штор, как и давеча, вливался полумрак-полусвет, а в приоткрытую форточку, шевеля штору, втекал холодный воздух и сочился круглосуточный гул Ленинского проспекта. «Давеча – это когда? Неужели вчера?» – подумал Чанов. В голове у него царила абсолютная ясность. Ни энтузиазма, ни хандры. Пустота.

И что же?

Он встал, отправился на кухню, открыл холодильник, выпил минералки. В голове стало еще яснее. Как будто его внутренний взор навел цейсовские окуляры на бесконечность при дырке восемь… а то и шестнадцать… Уроки фотографии в детстве давал ему отец… Взглянул на часы: половина седьмого. Утро?.. Он проспал сутки. Сейчас мама проснется… мама…

В голове открылась дверца, вместе с мамой в сознание ворвался весь мир. Сознание вскипело в Чанове ледяным, обжигающим кипением минералки. Кусенька чуть не умер, так вдруг ожил. Он стремительно сбежал из кухни в свою комнату, бросился в еще теплое брюхо кровати, в самую утробу, и накрылся одеялом с головой, так что ноги остались торчать. В висках стучало, сердце выпрыгивало из груди, селезенка клокотала. «Это кессонная болезнь. Нельзя так резко всплывать!..» – Чанов лежал, связавшись в узелок, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь самом простом, нужном, что заставило бы заткнуться всю эту невообразимую какофонию, заполнившую его до отказа…