Читать «По совместительству экзорцист» онлайн - страница 8

Игорь Тумаш

Скрип да скрип. Местность, благо, ровная как стол. Хотя в час, по причине отсутствия навыков, проходили всего километров по восемь, но мороза действительно даже не замечали: спины–то в мыле. Скрип да скрип.

Своей звериной интуицией Григориади чувствовал, что и спешить–то им незачем: погони нет, никто их особо даже искать не станет. Начальник отряда, небось, так еще и радуется: не нужно ломать голову, где доставать молоко для «знатного сварщика». Это в прежние времена для поимки беглых зеков на ноги весь край поднимали.

А зачем, если подумать, ловить–то, раз это удовольствие так дорого? Сейчас ведь практически все вроде как замазанными оказались. Взамен можно схватить любого предпринимателя, «красного директора» или крупного чиновника. И не ошибешься, и кучу казенных денег сэкономишь. Рассуждал Григориади, делая размеренные движения. Как государственник, между прочим, рассуждал этот человек и павиан.

На исходе дня из больших полиэтиленовых мешков они соорудили шатер. Для тепла завалили его полуметровым слоем снега: чем не эскимосская иглу? Тепла горящей спиртовки хватило, чтобы и разогреть две банки рыбных консервов, и вскипятить литр воды для чаю, и довести температуру воздуха внутри шатра градусов, наверное, до десяти; которые, после наружных пятидесяти, до поры до времени воспринимались почти комнатными.

Однако полноценного сна все равно, конечно, не получилось: кошмариус, холодрыгус.

Как и предсказывал Григориади, через трое суток мороз действительно упал. Плевок замерзал уже не сразу, но брови и ресницы по–прежнему «отчуждались» инеем. Однако отморозить носы и щеки все же успели.

Максимка заметно похудел. Практичный Григориади про себя возмущался: «Это сколько же он, сволочь, килограммов спалил!»

Через неделю арктического марафона беглецы отморозили еще и чувства: начали двигаться, словно переключенные на автопилот, почти не пользуясь серым веществом. Можно было медитировать на Деда Мороза и неплохо бы получилось. Но оба в лагере приучились делать это на Снегурочку.

Белое, а точнее серое безмолвие без конца и начала. Привет тебе, Джек Лондон, из полярной России.

Максимка пал духом, но ныл с оглядкой: чтобы не получать лишний раз от кунака затрещину. Григориади же, как и всегда, духом был бодр. А вы когда–нибудь видели животное, здоровое и вне поры случки, грустным? Сплин — прерогатива человека.

Впрочем, было у Григориади для сохранения бодрости и веское основание: в преддверии свежатины. Кончались продукты, но ведь Григорий Константинович, в отличие от Максима Николаевича, знал точно, что эта проблема преодолима. Как, например, и призывавший во время блокады к подвигам дистрофирующих ленинградцев тамошний горком партии, для которого самолетами из Москвы доставляли спецпайки. В частности, выпечку, а также любимые товарищем Ждановым коврижки и ромовые бабы.

Утром, на одиннадцатые сутки марафона, Максим со слезами констатировал: последняя буханка хлеба. Может, и не вылезать уже на свет божий из шатра, а сожрать ее и залечь опять, дабы спокойно заснуть и тихо, безболезненно умереть?