Читать «Путешествие на "Щелье"» онлайн - страница 10

Михаил Евгеньевич Скороходов

Поморы никогда не могли примириться с этими указами. Они вели контрабандную торговлю с Сибирью, нелегально строили большие и малые суда, приспособленные для плавания во льдах. Но без поддержки государства освоение, дальнейшее развитие Северного морского пути стало невозможным. На побережье Ледовитого океана словно опустилась долгая, длившаяся веками полярная ночь. Это отразилось и на судьбе Аляски: постоянной, сколько–нибудь надежной связи с далекой провинцией не было, потому с такой легкостью сто лет назад, в 1867 году, царское правительство и уступило ее американцам.

3

О путешествии на своем судне по древнему пути поморов от Архангельска до Мангазеи мы впервые заговорили с Буториным лет семь–восемь назад. А познакомился я с этим замечательным человеком еще раньше, в 1952 году, на Диксоне. Я приехал туда после окончания Литературного института имени Горького, работал в редакции газеты «Полярная звезда».

Буторин родился и вырос на берегу Белого моря в старинном поморском селе Долгощелье. Около сорока лет занимался зверобойным и пушным промыслом, плавал гарпунером и матросом на шхунах, годами жил на зимовьях. Никакая пурга не помешает ему проехать на собачьей упряжке многие километры по незнакомой местности. Охота всегда была для него сугубо будничным делом, нелегким трудом. Не раз ему приходилось, например, вытаскивать одному из воды пятидесятипудо–вук> тушу убитого моржа, помощниками в таких случаях служили собаки, примитивный ворот и даже штормовая волна.

Много историй из своей жизни, забавных и страшных, рассказал мне Буторин на Диксоне и позднее в Архангельске. Вот одна из них.

Он зимовал с женой на острове Расторгуева в Карском море, промышлял песца. Однажды, проверяя капканы километрах в десяти от дома, заметил, что под влиянием ветра и течения часть берегового припая — целое ледяное поле — оторвалась и ушла в море. «На кромке может появиться нерпа», — подумал он, глядя на темно–фиолетовую полосу воды.

От берега до вновь образовавшейся ледяной кромки было километра два. Собаки быстро понеслись по ровному насту. Остановив упряжку, он взял винтовку и, не дойдя до кромки, увидел в воде, метрах в пятнадцати, усатую морду лахтака — морского зайца. Это самый крупный вид тюленя, о лучшей добыче Буторин и не мечтал. Почти не целясь, выстрелил. Лахтак всплыл. Гарпуна не было, но возле полуразвалившегося домика, неизвестно кем и когда построенного в этой части острова, валялась старая лодчонка, душегубка, как ее называют охотники, которую Буторин захватил собой. Оставив винтовку на нартах и сбросив малицу, спустил душегубку на воду. Под его тяжестью душегубка опустилась так, что борта возвышались над водоой всего на несколько сантиметров.

Осторожно работая веслом, он подплыл к лахтаКу прорезал отверстие в одном из ластов, приладил верев ку и медленно начал буксировать двадцатипудовую тушу к ледяной кромке.

Короткий осенний день кончался, сгущались сумерки. Лахтак, видимо, только оглушенный пулей, неожиданно начал отчаянно биться, нырнул. Душегубка перевернулась.